Все легенды и мифы

(евр. jehohanan, или johanan, "Яхве милостив"). Евангелист Иоанн, в христианских религиозно-мифологических представлениях любимый ученик Иисуса Христа, наряду с Петром занимающий центральное место среди двенадцати апостолов, по церковной традиции, И. Б. - автор четвертого Евангелия (Евангелие от Иоанна), трех посланий и Апокалипсиса ("Откровение Иоанна Богослова"; в действительности эти сочинения являются сочинениями различных авторов).

И. Б. - сын галилейского рыбака Заведея (евр. zabdi, "дар мой") и жены его Саломии, одной из мироносиц, младший брат (или братблизнец?) Иакова Старшего; он был учеником Иоанна Крестителя, присутствовал при его словах об Иисусе ("вот агнец божий") и после них пошел за Иисусом (церковная экзегеза отождествляет его с тем, кто пристал к Иисусу вместе с Андреем Первозванным, Ио. 1,35-40). Вместе с Петром и своим братом И. Б. присутствовал при воскрешении Христом дочери Иаира (Мк. 5,37), а также при преображении Христа (Матф. 17,1; Мк. 9,2; Лук. 9,28) и молении о чаше (Матф. 26, 37; Мк. 14,33). Вместе с братом И. Б. получил от Христа (Мк. 3, 17) прозвище Воанергес (греч. роаутю^рц, вероятно, из ^аут]()еуеб", евр. b´nej-reges), т. е. "сыны Громовы" (наличие и характер предполагаемой некоторыми исследователями связи с мифологическим мотивом близнецов как сыновей грома проблематичны; в некоторых древних рукописях прозвище отнесено ко всем шести парам апостолов). По-видимому, однако, прозвище это имеет в виду присущую братьям яростную пылкость в том, что касается мессианских чаяний торжества и возмездия (так, когда самаритянское селение отказывается принять Христа, братья хотят по примеру Илии свести на селение огонь с небес). Во время тайной вечери И. Б. "возлежал на груди Иисуса" (Ио. 13,23; церковная традиция единодушно отождествляет И. Б. с учеником, "которого любил Иисус"); сам Петр, не решаясь спросить Христа, к кому относится пророчество того о предателе среди учеников (Иуде Искариоте), просит И. В. высказать этот непроизнесенный вопрос (13, 2425). Предание отождествляет с И. Б. ученика (Ио. 18, 15), который вместе с Петром последовал за Христом после его ареста и, пользуясь старым знакомством, прошел сам и провел Петра во двор дома первосвященника Анны. Его твердость в эти часы представляет контраст робости и отчаянию других апостолов. Из всех апостолов об одном лишь И. Б. ("ученике, которого любил Иисус", Ио. 19, 26) говорится, что он стоял на Голгофе у креста; умирая, Христос завещал И. Б. сыновние обязанности по отношению к деве Марии (позднейшие толкователи поясняли, что девственность И. Б. делала его особенно достойным хранителем девственности Марии и что в его лице Мариею были усыновлены все христиане, но прежде всего такие, как он, девственники). Впоследствии И. Б. был наряду с Иаковом Младшим и Петром одним из "столпов" иерусалимской первообщины (Гал. 2, 9). Таково общецерковное предание, предполагающее очень долгую жизнь И. Б. (более 100 лет, по некоторым версиям - около 120); сохранились следы локального предания, по которому И. Б. был казнен вместе со своим братом. В преданиях рассказывается также, что во время царствования императора Домициана И. Б. был схвачен и сослан на остров Патмос, где, согласно Апокалипсису (1,9), имел видения о конечных судьбах мира (отсюда популярная в живописи североевропейского Ренессанса иконография И. Б. как визионера на Патмосе, а также возможность для названия этого острова быть символом откровения, как в стихотворении Ф. Гельдерлина "Патмос"). Согласно римской легенде, популярной в средневековой Европе, ссылке предшествовали истязания и попытки умертвить И. Б. у Латинских ворот Рима; однако ни яд (ср. обещание Христа: "и если что смертоносное выпьют, не повредит им", Мк. 16, 18), ни кипящее масло не смогли повредить святому (поэтому западное искусство часто изображало И. Б. с сосудом в руках, из которого исходит демон яда в виде змейки, а также в котле с маслом, под которым разложен костер, - мотив, также особенно характерный для северного Ренессанса и фиксированный в начале цикла гравюр А. Дюрера на темы Апокалипсиса). Различные легенды связаны с заключительным периодом жизни И. Б., который приурочивается к Эфесу. Согласно одной из них (рассказанной Климентом Александрийским, рубеж 2 и 3 вв.), И. Б. обратил в одном малоазийском городе некоего юношу, который, однако, затем поддался действию безудержных страстей и кончил тем, что стал главарем разбойников, уйдя в горы. И. Б., узнав об этом, отправился в горы, был схвачен разбойниками и приведен к главарю. Тот при виде И. Б. пустился бежать, но старец, напрягая все силы, гнался за ним и слезно умолял покаяться; разбойник, тронутый этими мольбами, начал аскетические подвиги покаяния, и И. В. разделял с ним подвиги и всячески утешал его. Таинственными легендами окружен конец жизни И. Б. Относящиеся к нему слова Христа "если я хочу, чтобы он пребыл, пока приду" (Ио. 21, 22) подавали повод полагать, что он, подобно Еноху, Мельхиседеку и Илие, чудесно сохранен для грядущего мученического подвига во времена антихриста (заранее увиденные им в откровении на Патмосе). Его прощание с людьми отмечено таинственностью мистерии: он выходит из дома с семью ближайшими учениками, ложится живым в могилу, обращаясь к ученикам: "привлеките матерь мою землю, покройте меня!" Ученики целуют его, покрывают землей до колен, снова целуют, засыпают до шеи, кладут на лицо плат, целуют в последний раз и засыпают до конца. Когда узнавшие об этом христиане из Эфеса пришли и раскопали могилу, они нашли ее пустой (ср. мотив пустого гроба в топике воскресения Христа). Однако на месте могилы каждый год 8 мая появлялся тонкий прах, имевший целительную силу. Представление о живущем в затворе до последних времен И. Б. литературно использовано в "Трех разговорах" В. С. Соловьева (образ "старца Иоанна").

Для христианской церкви И. Б. - прототип аскета-прозорливца, "духоносного старца", также как апостол Петр - прототип христианского "пастыря", иерарха (в католичестве - папы). С именем И. Б. в теологии, литературе и иконографии (особенно православной) связаны таинственные, мистические мотивы. Византийские авторы прилагают к нему слово "мист" (термин, еще в дохристианские времена означавший посвященного в мистерию; ср. церк.-слав. "таинник"). Традиция подчеркивает девственничество И. Б., его особую аскетическую "освященность" и посвященность, делающие И. Б. Более других лично близким Христу и пригодным для восприятия и возвещения особенно глубоких тайн веры (начало Евангелия Иоанна с учением о домирном бытии логоса и др.) и тайн будущего (Апокалипсис). Возлежание на груди Христа во время тайной вечери понималось как выражение предельно интимного общения мистика с богом. Если Петр представляет экзотерическую, всенародную сторону христианства (исповедание веры, данное всем), то И. Б. - его эзотерическую сторону (мистический опыт, открытый избранным). Отсюда значение образа И. Б. как для церкви, стремившейся дополнить "начало Петра" "началом И. Б.", так и для еретических, антицерковных течений (например, для гностиков 2 в., которые охотно освящали свое литературное творчество именем И. Б., или для катаров 11-13 вв.), полемически противопоставлявших начало И. В. началу Петра.

Для западноевропейского искусства И. Б. - безбородый, нежный, чувствительный, немного женственный юноша (не только в евангельских сценах, но даже позднее, напр. на Патмосе; впрочем, есть исключения). Византийско-русская икона знает его таким разве что в сцене тайной вечери; вообще же это погруженный в мистическое созерцание старец с бородой и огромным лбом. Символ И. Б. как евангелиста - орел. В соответствии с раннехристианским апокрифом "Деяния И. Б." восточнохристианская иконография придает ему ученика Прохора, под диктовку записывающего его Евангелие.

Лит.: Haase F., Apostel und Evangelisten in den orientalischen Uberlieferungen, Munster, 1922 (Neuteatamentliche Abhandlungen, Bd 9, H. 1-3); Braun F. M., Jean le Theologien et son Evangile dans l´eglise ancienne. P., 1959.