Все легенды и мифы

Пушайтс (Puschaits, Puschaitis, Puschkayts, Puschkaitus), в прусской мифологии божество, связанное с землей и находящееся под священной бузиной (в описании ритуалов древней Судавии, 1547). Согласно "Хронике" Бреткунаса (кон. 16 в.), П. - божество, ведающее плодами земли, в частности злаками, по Я. Малецкому (позже - по Я. Ласицкому), - покровитель священных рощ. П. входит в тетраду богов с природно-хозяйственными функциями, наряду с Аушаутсом, Пилъвитсом и Пергрубрюсом, которому П. противопоставлен. Согласно "Судавской кни жечке" (1563), к бузине, под которой живет П., приносят хлеб, пиво и другие продукты, просят прислать барздуков и маркополей, гномов, находящихся в услужении у П., чтобы они помогли наполнить амбары зерном и сохранить хлеб. Ночью в амбаре устанавливался стол с хлебом, сыром, маслом, пивом, устраивалось пиршество: считалось, что съеденная пища - залог обильного урожая. Ритуал обнаружения вора, описанный там же, сопровождался призыванием Окопирмса (небо) и П. (земля). М. Стрыйковский (кон. 16 в.) видел ритуалы поклонения "черту" Пушайту в Самландии, Курляндии, Лифляндии и Жемайтии: считалось, что он живет в бузине; дважды в год (видимо, весной и осенью) устраивали ритуалы в его честь с установлением стола в риге и т. д. В Пруссии, согласно Стрыйковскому, еще чтили бузину как священное дерево, с которым связаны подземные человечки (krasnie ludzie) ростом с локоть (ср. мужичок с ноготок, борода с локоток в русской сказке). Они показываются при луне, особенно больным. Главный из двух праздников в честь П. приходится на октябрь, когда урожай уже собран (сходен с ритуалом в честь Пергрубрюса). Поздние источники упоминают культ П. не только в Пруссии, но и в Жемайтии, Ливонии, России (Я. Ласицкий и др.). М. Преториус (17 в.) относит П. к "земным богам" и подробно описывает его помощников. Гупель (2-я половина 18 в.) упоминает среди латышских богов подземного царства Пушкейса, лесного бога. У Г. Ф. Стендера и Я. Ланге (кон. 18 в.) упомянут Puschkeitis, Putschkehtis, божество зеленых рощ (сопоставляемое с рим. Сильваном) и одновременно божество воздуха, уподобляемое быстрой птице. Ключевым моментом, позволяющим объяснить образ П., является его связь с бузиной (в поздних источниках барздуки превращаются в Bezdukkai под влиянием польск. bez, "бузина"), растением, связанным в разных традициях с плодородием и подземным царством. Название П., живущего в бузине, сопоставимо с латыш, puskuot, puskuot, "украшение, убирание цветами" (ср. литов. puskuoti), а также со словами, передающими значение "опушаться, распушаться, расцветать" и т. п. (соцветие бузины имеет вид метелки с пушистыми веточками). Ср. также рус. "пухнуть", "пушиться", "пушистый" и т. п.: "пушное жито", весенние взывания типа - "Боже, роди жито пушистое". Эта этимологическая связь имени П. позволяет соотнести его с рядом мифологических персонажей других индоевропейских традиций, чьи имена содержат тот же корень *pus-/*puos- (не исключено, что на поздних этапах на имя П. - как бога леса, например, - могло влиять и название сосны, ср. литов. pusis, имеющее иное происхождение). Ср. др.-инд. Пушана (Pusan, pusyati, "цветет"), авест. дэва Апаошу (Арао§а из *A-pus, "лишенный процветания"), др.-греч. Пан (ПЙУ, видимо, из *Pauson) и т. п. Это языковое сродство объясняет общность мифологических характеристик: хтоничность, плодородие, иногда с подчеркнутой сексуальностью (мотив козла, например, хорошо известный в связи с Пушаном и Паном: ср. связь козла с бузиной и главу о почитании козла, которая предшествует в "Судавской книжечке" главе о П.), "распушенность", волосатость, всклокоченность, роль снов и дивинаций (часто - дурных) и т. п. Все это дает основания говорить об индоевропейских истоках образа П., хотя в народных верованиях балтов он не засвидетельствован.

Лит.: Топоров В. Н., Об индоевропейских соответствиях одному балтийскому мифологическому имени. Балт. Pus(k)ait-: др.-инд. Pusan, др.-греч. llav, в сб.: Балто-славянские исследования, М., 1974.