|
"С сердцем ликующим в верхний покой поднялася старуха Весть госпоже сообщить, что здесь он, супруг ее милый. Двигались быстро колени ее, и ноги спешили. Над Пенелопой склонилась она и так ей сказала: "Милая дочка моя Пенелопа, проснись, чтоб глазами Ты увидала того, о ком ты все время тоскуешь! Здесь твой супруг Одиссей, домой он вернулся, хоть поздно, Всех перебил женихов, вносивших в ваш дом разоренье, Тративших ваши запасы, чинивших насилья над сыном!" Ей в ответ Пенелопа разумная так возразила: "Мамушка милая! Боги тебе помутили рассудок! Могут безумным они и очень разумного сделать И рассудительность дать человеку с легчайшим рассудком. Ум у тебя поврежден. А была ты ведь правильных мыслей. Сердцем так я страдаю, а ты надо мною смеешься, На ветер речи бросаешь! От сна вот меня пробудила Сладкого. Веки покрыв, совершенно меня оковал он. Крепко так никогда не спала я с тех пор, как уехал В неназываемый Зло-Илион Одиссей богоравный. Вот что: спустись-ка ты вниз и ко мне возвращайся обратно! Если б другая какая из женщин моих прибежала С вестью такою ко мне и меня бы от сна разбудила, Я бы ее отругала и тотчас велела убраться Снова в обеденный зал. Тебя твоя старость спасает!" Ей в ответ Евриклея кормилица так возразила: "Я над тобой не смеюсь, дорогое дитя мое, - вправду Здесь Одиссей, и домой он вернулся, как я утверждаю, - Тот чужеземец, которого все так бесчестили в доме. Сын твой давно уже знал, что домой Одиссей воротился, Но осторожно держал намеренья все его в тайне, Чтобы надменным мужам он мог отомстить за насилья". Радость взяла Пенелопу. С постели она соскочила, Сбросила с век своих сон, горячо обняла Евриклею И, с окрыленными к ней обращаясь словами, вскричала: "Милая мамушка, ну расскажи же мне полную правду! Если он вправду домой воротился, как ты уверяешь, - Как на лишенных стыда женихов, один против многих, Руки он мог наложить? Их всегда здесь толпится так много!" Ей в ответ Евриклея кормилица так возразила: "Я не видала, никто не сказал мне, я только слыхала Стоны мужей, убиваемых им. В глубине наших комнат В страхе сидели мы все за закрытою дверью, покуда Сын твой из девичьих комнат в обеденный зал нас не вызвал: Нас Одиссей приказал из комнат позвать Телемаху. В зале я Одиссея нашла средь поверженных трупов. Кучами всюду лежали они вкруг него, покрывая Крепко утоптанный пол. Увидав, ты согрелась бы духом. Кровью и грязью покрытый, на грозного льва походил он. Трупы убитых теперь лежат на дворе за дверями Кучею. Сам же большой он огонь разложил, чтобы серой Дом окурить наш прекрасный. Меня ж за тобою отправил. Ну же, иди поскорей! Пора, наконец, вам обоим Радостью сердце наполнить. Вы бед претерпели так много! Вот пришло исполненье давнишним желаниям вашим. Сам к очагу своему он вернулся живой и супругу С сыном возлюбленным дома нашел. Причинили немало Зла ему женихи, но он всем им отмстил по заслугам!" Ей Пенелопа разумная так отвечала на это: "Милая мамушка! Рано еще ликовать и хвалиться! Знаешь сама ты, каким бы он в дом свой явился желанным Всем, а особенно мне и нами рожденному сыну. Недостоверно, однакоже, то, что ты мне сообщила. Здесь женихов перебил кто-нибудь из богов, раздраженных Наглостью их, оскорбляющей дух, и дурными делами. Не почитали они никого из людей земнородных, Ни благородных, ни низких, какой бы ни встретился с ними. Из-за нечестия их и постигла беда. Одиссей же И возвращенье свое и себя с ним сгубил на чужбине". Ей Евриклея кормилица так возразила на это: "Что за слова у тебя из ограды зубов излетели! Муж твой вблизи очага здесь находится, ты же не веришь, Что он вернулся домой. Как твое недоверчиво сердце! Ну, тогда я тебе сообщу достовернейший признак, - Белым клыком кабана ему в ногу рубец нанесенный. Я тот рубец увидала, как мыла его, и хотела Тотчас тебе сообщить. Но рот он поспешно зажал мне И не позволил сказать, - осторожен умом и хитер он. Ну же, иди! Я себя самое прозакладывать рада: Если тебе солгала, то тягчайшей предай меня смерти!" Так тогда Пенелопа разумная ей отвечала: "Мамушка милая, как бы хитра ни была ты, но трудно Замыслы вечных богов разгадать и от них уберечься. Все же я к сыну готова идти моему, чтоб увидеть Мертвых мужей женихов, а также того, кто убил их". Так сказавши, из спальни пошла она вниз. Колебалась Сильно сердцем она, говорить ли ей издали с мужем Иль, подойдя, его руки и голову взять, целовать их? Переступив чрез порог из отесанных камней, вступила В зал Пенелопа и села к огню, напротив супруга, Возле стены. Прислонившись к высокой колонне, сидел он, Книзу глаза опустив, дожидаясь, услышит ли слово От благородной супруги, его увидавшей глазами. И удивленная долго молчала тогда Пенелопа: То, заглянувши в лицо, его находила похожим, То, из-за грязных лохмотьев, казался он ей незнакомым. С негодованием к ней Телемах обратился и молвил: "Мать моя, горе ты мать! До чего ты бесчувственна духом! Что от отца так далеко ты держишься ? Рядом не сядешь, Слово не скажешь ему и его ни о чем не расспросишь? Вряд ли другая жена в отдаленьи от мужа стояла б Так равнодушно, когда, перенесши страданий без счета, Он на двадцатом году наконец воротился б в отчизну! Сердце суше всегда в груди твоей было, чем камень!" Так Пенелопа разумная сыну тогда отвечала: "Ошеломило мне дух, дитя мое, то, что случилось. Я ни вопроса задать не могу, ни хоть словом ответить, Ни заглянуть ему прямо глазами в лицо. Если вправду Передо мной Одиссей и домой он вернулся, то сможем Легче друг друга признать. Нам ведь обоим известны Разные признаки, только для нас с ним лишенные тайны". Так сказала она. В ответ Одиссей улыбнулся И Телемаху немедля слова окрыленные молвил: "Что ж, Телемах, пусть меня твоя мать испытанью подвергнет! Скоро тогда и получше меня она верно узнает. Из-за того, что я грязен, что рубищем тело одето, Пренебрегает пришельцем она, говорит, что не тот я. Мы же обсудим покамест, как дальше с тобой мы поступим. Если в стране кто-нибудь одного хоть убил человека, Если заступников после себя тот и мало оставил, Все ж он спасается бегством, покинув родных и отчизну. Мы же опору страны истребили, знатнейших и лучших Юношей целой Итаки. Подумай-ка, сын мой, об этом". Так на это ему Телемах рассудительный молвил: "Сам на это смотри, отец дорогой! Утверждают Все, что по разуму выше ты прочих людей, что поспорить В этом с тобою не сможет никто из людей земнородных. С одушевленьем мы вслед за тобою пойдем, и наверно Силой не будем мы хуже, насколько ее у нас хватит". Так отвечая на это, сказал Одиссей многоумныи: "Вот что тебе я скажу - это кажется мне наилучшим. Прежде всего хорошенько помойтесь, наденьте хитоны, Также и всем прикажите домашним рабыням одеться. Пусть тогда песнопевец божественный с звонкой формингой Всех нас здесь поведет за собой в многорадостной пляске, Так, чтобы всякий, услышав снаружи, подумал о свадьбе, Будь то идущий дорогой иль кто из живущих в соседстве. Нужно, чтоб слух об убийстве мужей женихов разошелся В городе только тогда, когда мы уже скрыться успеем За город, в сад многодревный к себе. А уж там поразмыслим, Что нам полезного может послать олимпийский владыка". Так он сказал. И охотно приказу они подчинились. Прежде всего помылись они и надели хитоны, Женщины все нарядились. Певец же божественный в руки Взял формингу свою, и у всех пробудилось желанье Стройных игр хороводных, и плясок, и сладостных песен. Весь Одиссеев обширный дворец приводил в сотрясенье Топот ног мужей и жен в одеждах красивых. Так не один говорил, услышав, что делалось в доме: "На многосватанной, видно, царице уж женится кто-то! Дерзкая! Дом сберегать обширный законного мужа Вплоть до его возвращенья терпения ей не хватило!" Так не один говорил, не зная о том, что случилось. Великосердного сына Лаэрта меж тем Евринома, Ключница, вымыла в доме и маслом блестящим натерла. Плечи одела его прекрасным плащом и хитоном. Голову дева Афина великой красой озарила, Сделала выше его и полней, с головы же густые Кудри спустила, цветам гиацинта подобные видом. Как серебро позолотой блестящею кроет искусный Мастер, который обучен Гефестом и девой Афиной Всякому роду искусств и прелестные делает вещи, Так засияли красой голова Одиссея и плечи. Видом подобный бессмертным богам, из ванны он вышел, Сел после этого в кресло, которое раньше оставил, Против супруги своей и с такой обратился к ней речью: "Странная женщина! Боги, живущие в домах Олимпа, Твердое сердце вложили в тебя среди жен слабосильных! Вряд ли другая жена в отдаленьи от мужа стояла б Так равнодушно, когда, перенесши страданий без счета, Он наконец на двадцатом году воротился б в отчизну. Вот что, мать: постели-ка постель мне! Что делать, один я Лягу. У женщины этой, как видно, железное сердце!" Так на это ему Пенелопа царица сказала: "Странный ты! Я ничуть не горжусь, не питаю презренья И не сержусь на тебя. Прекрасно я помню, каким ты Был, покидая Итаку в судне своем длинновесельном. Ну хорошо! Постели, Евриклея, ему на кровати, Только снаружи, не в спальне, которую сам он построил. Прочную выставь из спальни кровать, а на ней ты настелешь Мягких овчин, одеялом покроешь, положишь подушки". Так сказала она, подвергая его испытанью. В гневе к разумной супруге своей Одиссей обратился: "Речью своею, жена, ты жестоко мне ранила сердце! Кто же на место другое поставил кровать? Это трудно Было бы сделать и очень искусному. Разве бы только Бог при желаньи легко перенес ее с места на место! Но средь живущих людей ни один, даже молодокрепкий, С места б не сдвинул легко той кровати искусной работы. Признак особый в ней есть. Не другой кто, я сам ее сделал. Пышно олива росла длиннолистая, очень большая, В нашей дворовой ограде. Был ствол у нее, как колонна. Каменной плотной стеной окружив ее, стал возводить я Спальню, пока не окончил. И крышей покрыл ее сверху. Крепкие двери навесил, приладивши створки друг к другу. После того я вершину срубил длиннолистой оливы, Вырубил брус на оставшемся пне, остругал его медью Точно, вполне хорошо, по шнуру проверяя все время, Сделал подножье кровати и все буравом пробуравил. Этим начавши, стал делать кровать я, пока не окончил, Золотом всю, серебром и слоновою костью украсил, После окрашенный в пурпур ремень натянул на кровати. Вот тебе признаки этой кровати, жена! Я не знаю, Все ли она на том месте стоит, иль на место другое, Срезавши ствол у оливы, ее кто-нибудь переставил". Так он сказал. У нее ослабели колени и сердце, - Так подробноооо"
Цитируется по изданию: Одиссея Автор: Гомер
|