%D0%9F%D0%BE%D0%B7%D0%B4%D0%BD%D0%B5%D0%B5%D0%B2%D1%80%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5%20%D0%BB%D0%B5%D0%B3%D0%B5%D0%BD%D0%B4%D1%8B

"Здесь с прежней страстностью он предался военным упражнениям и турнирам, как и при дворе короля Артура, и его имя громко прославилось в среде великих бойцов и воинов. Целым рядом одержанных им побед он сумел обогатить свой двор и всех приближенных, всех рыцарей. У всех явились и чудные кони, и богатые доспехи, и превосходное оружие, и дорогие на ряды и украшения. И слава Герана, не встречавшего себе соперников на турнирах, пронеслась далеко-далеко — из конца в конец света белого.

И вот, добившись этой славы, Геран полюбил покой и удобства, стал искать удовольствий, со страстью предаваться музыке и игре в кости. Кончилось тем, что он безвыездно стал жить у себя во дворце, даже не выходил из спальни своей жены и только в ее обществе находил удовольствие. Пропало у него всякое пристрастие к охоте и военным упражнениям Вместе с такой переменой в нем произошла перемена по отношению к нему самому всех его приближенных и придворных: они охладели к нему и стали терять уважение. Мало-помалу все стали издеваться над тем, что он предпочитает общество жены веселому кружку своих приближенных и благородных рыцарей. Когда же эти насмешки и ропот дошли до Эрбина, тот призвал к себе Эниту в спросил, не от нее ли произошла такая резкая перемена в Геране, забывшем и о нуждах народа, и о своих рыцарях.

— Нет, нет! — поспешила ответить Энита.— Верьте, что я сама очень опечалена этой странной переменою в моем муже.

Она решительно не знала, как ей быть: говорить об этом с Гераном было неловко, да и слушать ропот и насмешки придворных тоже было нелегко. Все это ее очень печалило.

Однажды ранним летним утром, когда Геран еще спал, а Энита уже проснулась, она залюбовалась прекрасным лицом своего супруга и его обнаженной мощной рукой, которую он закинул на изголовье. И невольно у нее сорвались слова:

— Горе мне! Неужели же я виновата, что эта мощная рука и это львиное сердце не служат больше той славе, которой они так заслуженно удостоились!

Произнеся эти слова, Энита прослезилась, и две горячие слезы ее, упав на грудь супруга, заставили его очнуться от сна.

Он увидел ее слезы и печальное лицо и тотчас подумал, что он наскучил ей, что она увлечена другим рыцарем, которого предпочитает ему. Эта мысль смутила его и подняла бурю в его сердце. Он кликнул своего оруженосца и приказал седлать коня и готовить ему доспехи и оружие, а затем обратился к Эните:

— Вставай, Энита, одевайся! Вели седлать твоего коня и нарядись в свое лучшее дорожное платье. Поедем со мной, и да погибну я, если ты, вернувшись в этот дворец, не убедишься в том, что я не настолько еще утратил мои силы, насколько ты думаешь! Если же ты окажешься права, то ступай и живи с тем, кто тебе милее меня!

— Я ничего не могу понять, не могу разобраться в твоих действиях,— сказала Энита.

— Не можешь, потому что не хочешь,— отвечал ей Герав и затем отправился к отцу своему.

— Государь! — так сказал он.— Я еду на разведки в пограничные области. Не знаю, когда я вернусь, и потому прошу тебя принять бразды правления до моего возвращения домой.

— С удовольствием,—отвечал Эрбин.—Мне только почему-то кажется странным твой слишком поспешный отъезд. Да и кто же будет тебя сопровождать? Ведь тебе не под силу будет одному проехать через всю страну враждебных нам лоссерийцев...

— Только одна особа будет сопровождать меня! — сказал Геран.

— Ну как знаешь! И дай тебе Бог счастливый путь! После этого Геран пошел вывести своего коня. На нем самом был одет иноземный тяжелый и блестящий доспех. Сев в седло, он приказал Эните сесть на коня и ехать вперед. При этом строго-настрого приказал:

— Что бы ты ни увидела, что бы ты ни услышала угрожающее мне, не смей ко мне оборачиваться. И если я сам не заговорю с тобой, не смей со мною разговаривать."