%D0%91%D0%B8%D0%B1%D0%BB%D0%B5%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5%20%D0%BC%D0%B8%D1%84%D1%8B

"Существуют различные трактовки текста, излагающего обстоятельства исхода еврейского народа из земли египетской и содержащегося в библейской Книге Исхода Одно время существовала упорная тенденция — и эти злоупотребляли как атеистически настроенные комментаторы Библии, так и горячо верующие — поиска рационалистического толкования всех чудес в Книге Исхода Казни египетские объяснялись различными стихийными бедствиями, волшебные свойства жезла Моисеева тем, что в молодости он обучился множеству трюков у египетских жрецов; манна небесная и перепелки, падающие к ногам народа израильского, тоже находили объяснение в явлениях хотя и редкостных, однако встречающихся в регионах Ближнего Востока. Такая настойчивость в рационализации мифа выглядит несколько непонятной.

Если, к примеру, самовоспламенение куста, которое можно объяснить выделением из него огромного количества эфирных масел в жаркую погоду, есть событие весьма заурядное — отчего в библейском сказании ему придается столь большое значение? Если под превращением вод египетских в кровь понимать явления разлива Нила, сопровождающиеся появлением в воде большого количества красного ила, — почему такое событие должно было произвести впечатление на египтян, наблюдавших эти разливы в течение тысячелетий, да и сынов израилевых, проживших в дельте этой реки без малого четыре века? В последнем случае совсем уж загадочно выглядит двойное чудо — вторичное превращение (жрецами фараона) вод египетских в кровь, когда они были уже обращены в кровь Моисеем.

Следует скорее рассматривать все изложенное в Книге Исхода как отражение умонастроений тех, кто интерпретировал реальные события истории Израиля в духе истории чудесного спасения израильского народа и дарования ему статуса избранного Богом. В столь развитой мифологии, какой является Ветхий Завет, мифологический язык становится языком символов, хотя в качестве исходного материала могут использоваться и исторические события, и производящие огромное впечатление природные катаклизмы, и фрагментарные заимствования из иных — более древних и более примитивных мифологий.

Современные исследователи выделяют из истории исхода народа Моисеева линию Божественного присутствия — “шехины”.

Строго говоря, впервые завет с народом израилевым Яхве заключил во времена Авраама (Бытие, 15, 17). После принесения Авраамом жертвы Яхве прошел меж рассеченными животными в виде дыма, пронизанного пламенем. И это было явным божественным знаком избранности Авраама и его потомства- Затем, в Книге Исхода, Яхве появляется в виде столба из дыма и огня при переходе евреями Красного моря. В том же виде он является Моисею на горе Синай, и далее, в Книгах пророков Исайи и Иезекииля, он вновь является в том же виде.

Близкая картина встречается даже в Новом Завете — в Евангелии от Матфея и в Первом Послании апостола Павла коринфянам.

На вавилонском обелиске Хаммурапи этот царь изображен получающим от бога Шамаша древний свод Знаменитых Законов Хаммурапи. Прямой параллелью является история вручения Моисею заповедей, начертанных на каменных, а возможно, первоначально, на глиняных табличках законов, устанавливающих порядок земной, но рожденный на небесах.

Текст, рассказывающий о первом празднестве народа израилева, устроенном в день исхода из Египта, — Пейсах (еврейская Пасха) вновь повторяется в Книге Псалмов (Псалтырь) в Псалмах 187, 77, 104, 105, 135, однако в видоизмененном виде, явно предназначенном для литургии: служитель произносит стих, излагающий какой-то из эпизодов памятных событий, а собрание молящихся вторит жрецу рефреном: "... ибо вовек милость его!". В последние годы в российской публицистике стал очень популярен еще один мотив Книги Исхода: указание Яхве о необходимости сорокалетнего интервала времени, необходимого для полной смены поколений и для окончательного избавления от рабского мышления. Иногда искренне, а иногда лукаво — чтобы в скрытом виде подчеркнуть тезис о том, что в настоящее время все равно ничего толкового сделать не удастся, поскольку “народ не тот”, — поминается история народа израилева, который оказался на первом этапе странствований не готовым к выполнению божественной миссии и был обречен на сорокалетний карантин. Следует заметить, что независимо от намерений публицистов, выдвигающих этот тезис, некоторая доля истины в их высказываниях есть. Особенно заметно это у представителей старшего поколения, непрерывно вспоминающих “старые добрые времена” точно так же, как израильтяне в пустыне с тоской вспоминали избыток рыбы, огурцов и чеснока в плену фараоновом.

Есть тому прецедент и в ранней российской истории: многие историки утверждают, что обвинения русских князей в верноподданничестве по отношению к Золотой Орде являются несправедливыми. Русские князья, согласившись добровольно возить в Орду ясак и даже в случае необходимости предоставлять ханам воинские соединения для их набегов на другие народы, сумели благодаря этому вырастить на Руси поколение людей, не знавших и не боявшихся татар, а потому способных в решающий момент вступить с ними в бой. Именно это поколение, не испытывавшее ужаса перед татарами, и вышло на Куликово поле.

В иных условиях, но примерно за тот же срок — несколько десятилетий — избавился от рабской психологии народ Израиля, который под предводительством Иисуса Навина отправился завоевывать землю своих предков, землю ханаанскую (“молоком и медом истекающую”)."