%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%20%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD%EF%BF%BD

"Фении еще не ушли с того места, где Осгар победил Талка, сына Трена, как увидели могучего мужа во главе большого воинства, который сразу же потребовал, чтобы его провели к Финну, вождю фениев. Тихий сердцем Ад Беаг спросил было, кто он и откуда, и услышал в ответ:

— Мал еще спрашивать меня. Никому я не буду отвечать, кроме самого Финна.

Ничего не оставалось Аду Беату, как вести его к Финну. Финн спросил:

— Кто ты и откуда?

— Я — Мергах Зеленые Копья. Никто еще не омачивал меч в моей крови, ни от кого не убегал я в страхе. Не ты ли, Финн, убил Талка, сына Трена?

— Нет, Мергах, не я. Сильнорукий Осгар победил его в честном бою рода?

— Я не убивал ее, и фении не убивали. Она увидела, сколько погибло из-за нее воинов, и упала замертво. Но если ты хочешь отомстить за ее смерть и смерть Талка, сына Трена, вызывай на бой фения или иди себе подобру-поздорову.

Тогда Мергах сказал, что будет биться и отомстит за Талка, сына Трена.

Осгар вышел к нему, и они бились три дня. Один раз фениям показалось, что Мергах одолевает Осгара, и, опечалившись, они громко закричали, но в конце третьего дня Осгар отрубил Мергаху голову, и семь отрядов фениев закричали от радости, а воинство Мергаха запричитало-заплакало над своим королем.

Вышли вперед Киардан Быстрый и Лиаган Ловкий, сыновья Мергаха, и вызвали на бой фениев, чтобы отомстить за отца.

Голл встал лицом к лицу с Киарданом и вскоре убил его.

Конан встал лицом к лицу с Лиаганом, и Лиаган посмеялся над ним:

— Иди прочь, плешивый муж!

Конан поднял меч и отрубил ему голову.

Тогда вышел Фаолан и сказал, что Конан опозорил себя, не выдержав честный бой. И Конан крикнул:

— Если бы я мог одним ударом положить все воинство, я бы сделал это, и никто не спас бы его от меня. Нет на мне вины!

Тогда сошлись лицом к лицу два воинства и уже готовы были сразиться, как появилась на лугу прекрасная золотоволосая жена вся в слезах, и воины опустили мечи. Воины Мергаха узнали свою королеву Элне Светлоликую и закричали от горя, а фении молча смотрели на нее.

Элне Светлоликая спросила, где ее муж и ее сыновья.

— Великая королева, — ответил ей Финн, — хоть были они могучи и храбры, не выстояли они против фениев.

Услыхала это королева и заплакала еще горше. Подошла она к тому месту, где лежали ее муж и сыновья, встала над ними и оплакала их, распустив свои золотые волосы. Ее воины вторили ей, и даже фении опечалились.

Она сказала так:

— О Мергах Зеленые Копья, много раз бился ты, много раз сражался вместе с твоим воинством и один.

Ни разу не был ты ранен, уж мне ли не знать, не храбрость, а предательство погубило тебя.

Далеко ты подался, далеко от своей земли в`Инисфайл, к Финну и фениям, чтобы предательством погубили тебя и твоих сыновей, всех троих.

Горе мне! Предатели-фении погубили моего мужа и моих двух сыновей, двух могучих мужей, не знавших себе равных в жестокой битве.

Горе мне! Не надо мне ни еды, ни питья! О горе! Нет мне покоя. Издалека пришла я искать убитых героев.

Горе мне! Разрушен мой дом. О горе! Где мои защитники, мои щиты? О горе! Мергах и Киардан! О горе! Лиаган широкогрудый.

Горе мне! Где мои защитники? Где мои заступники? О горе! Нет у меня сил, нет власти! О горе! Черно все вокруг. Ничего не осталось у меня, кроме моего горя.

Горе мне! Где моя радость и счастье мое? О горе! Покинули меня храбрость и сила. В горе отныне буду я жить.

Горе мне! Мой муж покинул меня. О горе! Возлюбленный мой единственный. О горе! Мое богатство, мое королевство. О горе! Герои мои, щедрые сердцем.

Горе мне! Ложе мое и сон мой. О горе! Мои дороги и встречи мои. О горе! Мой водитель и мои сыновья. О горе! Мои три воина.

Горе мне! Красота моя и мои украшения. О горе! Мои алмазы и мое богатство. О горе! Мои сокровища. О горе! Мои три Свечи Доблести.

Горе мне! Мои друзья и мои родичи. О горе! Народ мой и мои слуги. О горе! Отец мой и моя мать. Горе мне, нет вас в живых.

Горе мне! Мои возлюбленный воины. О горе! Мое здоровье. О горе! Мои дети, свет мой. О горе! Нет мне жизни, коли нет вас в живых.

Горе мне! Ваши копья и ваши мечи. О горе! Ваша нежность и ваша любовь. О горе! Ваша страна и ваш дом. О горе! Нет вас рядом со мной.

Горе мне! Мои берега и мои причалы. О горе! Мое богатство и мое будущее. О горе! Мое величие и мое королевство. Горевать мне и плакать теперь до самой смерти.

Горе мне! Счастье отвернулось от меня. О горе! Мое воинство. О горе! Мои гордые львы.

Горе мне! Мои игры и мои вина. О горе! Моя музыка и мое веселье. О горе! Мой солнечный дом и мои жены. О вас я плачу, и вы в беде.

Горе мне! Мои земли и моя охота. О горе! Мои могучие воины. Ох! Горе мне! Далеко от дома полегли вы от рук фениев.

Я знала. Великое воинство сидов билось над моим домом в воздушных долинах. Поняла я, что будут убиты мои три славных героя.

Я знала по громким крикам и воплям сидов, что грозит мне беда. Вашу смерть они предрекали.

Я знала в то утро, когда мои три добрых мужа покинули меня, когда увидала я кровавые слезы на их щеках, знала я, что не вернутся они ко мне с победой.

Я знала по крикам Вороны сражений над вашим домом с тех пор, как ушли вы, красивые и грозные, знала я, что беда неминуема.

Помню я, мои могучие воины, как говорила я вам не раз, чтобы не ходили вы в Ирландию, если хотите радоваться победам.

Я знала по крикам ворона по утрам, знала я, что неминуема смерть моих героев, что никогда не вернутся они в свой дом к своей матери.

Я знала, мои великие воины, по тому, как забыли вы поводки ваших собак, что не видеть вам больше солнечный свет, не уйти от предательства фениев.

Я знала по полетам орла каждый вечер над моим домом, знала я, что скоро услышу недобрые вести о моих героях.

Я знала по качанию дерева перед моим домом, знала я, что никогда не вернетесь вы с победой от предателя Финна, сына Кумала.

Услыхала Грайне, жена Финна, последние слова чужеземной жены, и гнев охватил ее. Она сказала так:

— Не поноси Финна и фениев, королева, потому что не предавали и не обманывали они ни твоего мужа, ни твоих сыновей, а честно бились с ними.

Элне не ответила ей и даже не повернулась к ней, словно не слышала ничего. Она "причитала и плакала над телами своих возлюбленных:

— Я знала, когда глядела вам вслед в то утро, по ворону, летавшему перед вами, знала я, что недоброе он предвещает вам.

Я знала по печальному вою собак Киардана каждый вечер, знала я, что скоро услышу я недобрые вести о вас.

Я знала по покинувшим меня снам, по моим ночным слезам знала я, что не будет вам удачи.

Я знала по печальным видениям, будто лежу я без рук, без ног, знала я, что не вернетесь вы домой.

Я знала по печальному вою Уитнин, любимой гончей Лиагана, по ее печальному вою каждое утро, знала я, что смерть ждет моих трех героев.

Я знала, когда увидела вдруг на месте дома озеро крови, знала я, что мои три героя погибнут от руки лживого Финна.

— Не поноси Финна, — вскричала Грайне, — пусть даже разбито твое сердце! Перестань поносить фениев и Финна! Если бы твои герои оставались дома, а не шли мстить за сына Трена, ничего бы с ними не случилось.

— Я бы не поносила фениев, Грайне, — сказала Элне, — если бы мои воины сражались в честном бою, но они убиты и некому сказать правду. Похоже, их заколдовал друид, иначе не уступили бы они в битве.

— Будь они живы, королева, не поносили бы они фениев, а сказали бы, что пали от рук храбрых и могучих воинов.

— Не верю я ни тебе, ни фениям, — стояла на своем Элне. — Ни один воин до сих пор не мог победить их в честном бою.

— Если ты не веришь мне, прекрасная Элне, твое воинство падет от рук фениев, и это будет честная битва.

— Ну, нет! — воскликнула Элне. — Я верю, мое воинство победит фениев в память о мертвых героях.

— Элне, ты пришла издалека. Пойдем со мной и фениями. Мы накормим и напоим тебя.

Элне отказалась принять еду от людей, совершающих недоброе. Так она сказала, потому что мечтала о мести за своего мужа и своих сыновей.

Поначалу было решено, что выйдут с обеих сторон по два воина, но Элне сказала, что их должно быть по тридцать с обеих сторон, а потом сказала, что вернется домой с головой Финна или не останется в живых ни один из ее воинов. Едва Элне привела ее в свой покой, как принесли мяса и вина, но от слабости Гланлуад была не в силах пошевелить рукой, и никто не мог смотреть на нее без жалости.

Тогда Элне принесла колдовскую чашу сидов и дала Гланлуад отпить из нее. Тотчас воспряла Гланлуад, и ее красота возвратилась к ней, хотя она не перестала печалиться о томившихся в путах Финне и Дайре.

— Вижу я, Гланлуад, ты печалишься о Финне и Дайре, — сказала Элне.

— И вправду печалюсь, потому что они страдают от голода и жажды.

— Если хочешь, можешь накормить их хлебом и водой, потому что они не должны умереть, пока я не увижу в путах все воинство фениев.

Две жены отнесли Финну и Дайре хлеб и воду, а Гланлуад постаралась ободрить Финна и не удержалась от слез, видя его слабым в жалкой темнице. Но и ее слезы не смягчили сердце Элие.

Тем временем Серый Муж, который слышал, как фении превозносят музыкальный дар Дайре, захотел сам послушать его и отправился к нему в темницу.

— Сыграй мне, Дайре, — приказал он.

— Моя музыка нравилась фениям, — отвечал ему Дайре, — но не думаю, что она понравится тебе.

— Играй. Я хочу знать, правду говорят о тебе или нет.

— Я не могу играть, потому что я ослабел от твоих козней, лишивших меня мужества.

— Играй, и я расколдую тебя.

— Я не могу играть, когда Финн страдает от твоего колдовства, — отвечал ему Дайре. — Для меня видеть его в путах хуже, чем быть в них самому.

— Играй, и я расколдую его.

Серый Муж ослабил путы, приказал принести мяса и вина, и, когда Дайре заиграл, ему показалось, что он никогда не слышал музыки прекраснее. Он позвал Гланлуад и Элне, и им тоже понравилось, как играл Дайре, а Гланлуад обрадовалась, что Финн и Дайре немного приободрились.

В это время фении по всей земле искали Финна и Дайре. Оказавшись поблизости, они услыхали сладкозвучную арфу

Дайре и очень обрадовались, что нашли обоих мужей, а потом, нимало не медля, пошли штурмом на крепость Элне, желая во что бы то ни стало освободить их.

Однако до Серого Мужа донеслись крики фениев и он вновь заколдовал Финна и Дайре, отчего фении сначала услыхали притихшую арфу, а потом словно грохот валов, и все до единого погрузились в непробудный сон, похожий на смерть.

Стараясь не шуметь, Серый Муж и Элне вышли из крепости и, колдовством лишив воинов сил, перенесли их в темницу, где были Финн и Дайре, которые загоревали пуще прежнего. Серый Муж и Элне покинули их.

Много дней прошло, прежде чем Гланлуад не выдержала и спросила Серого Мужа:

— Если тебе понравилось, как играл Дайре, почему ты не позволишь ему сыграть еще раз?

— Дайре будет играть для тебя, но он захочет играть и для Финна с фениями.

Так и было.

— Я не могу играть, когда фении в беде, — сказал Дайре, — потому что если фении в беде, то я тоже в беде и не могу услаждать слух сладкими звуками, пока страдает хоть один фений.

Когда Серый Муж ослабил колдовские путы, Дайре взял в руки арфу и заиграл то нежно, то воинственно, а потом запел о беде, пришедшей к фениям. На это Серый Муж сказал, что вскоре ни одного фения не останется в живых, и арфа Дайре оплакала героев Ирландии. А потом Финн приказал Дайре играть весело, чтобы ободрить фениев, и Дайре играл, как он приказал ему.

Долго томились фении в темнице. Время от времени к ним приходил брат Элне и то одному, то нескольким воинам отрубал головы, а остальные не могли шевельнуть ни рукой, ни ногой из-за его колдовства.

Когда же Серый Муж решил отрубить голову Конану Плешивому, Конан собрал все силы и отпрыгнул в сторону, лишившись кожи со спины. Но потом он подошел к Серому Мужу и жалобно проговорил:

— Остановись! Хватит с тебя на этот раз. Подожди убивать меня. Прежде исцели, а потом уж лишай жизни.

Говорил он так, потому что от Гланлуад знал о целебной чаше Элне.

Пожалел его Серый Муж, отнес к Элне и приказал ей лечить фения.

— Пет, — ответила ему Элпе. — Нечего тянуть время. Лучше тебе сразу покончить со всеми фениями.

— Элне Светлоликая, я не прошу тебя спасать меня от смерти, но не могу же я умереть без кожи на спине.

Элне принесла овечью шкуру, и она приросла к спине Конана, словно была там всегда.

— Я не убью тебя, Конан, — сказал Серый Муж, — если ты останешься со мной.

— Бойся его! — вскричала Элне. — Не жить тебе отныне в мире и покое. Предательство в его сердце, ведь он фений!

— Чего мне бояться? Я решил не медлить больше и положить всех фениев до единого.

С этими словами он принес Конана туда, где Элне хранила целебную чашу, и подал ее ему. В это время печально и сладко заиграл Дайре, и Серый Муж. не утерпел. Немедля побежал он слушать его. Вскоре за ним последовал Конан, и Серый Муж спросил, куда он дел целебную чашу.

— Я оставил ее там, где она была, во всем ее могуществе, — ответил ему Конан.

Серый Муж поспешил в сокровищницу, а Конан вытащил чашу и всем фениям, и Финну, и Осгару, и остальным, дал отпить из нее. Слабые и несчастные мужи вновь обрели силы и мужество.

Серый Муж быстро понял, что случилось, взялся за меч и бросился на Конана. Конан же призвал на помощь Осгара. И Осгар бился с Серым Мужем, пока не одолел его и не отправил в страну смерти.

Опечалилась и испугалась Элне, и так велик был ее страх, что упала она замертво.

Возвеселились фении и, опустошив кладовые, задали великий пир в честь победы над Серым Мужем и Элне, а утром они проснулись в чистом ноле. Крепость исчезла, словно ее никогда не было.

Копан же навсегда остался с овечьей шкурой на спине, на которой каждый год отрастала шерсть, как это бывает со всеми овцами."