%D0%98%D1%80%D0%BB%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5%20%D0%BB%D0%B5%D0%B3%D0%B5%D0%BD%D0%B4%D1%8B

"Святой Патрик решил обратить Ойсина в христианскую веру и крестить его, однако это был нелегкий труд, потому что, если он что говорил, Ойсин не медлил с ответом. Не один раз они спорили, и вот как это было.

ПАТРИК. Ойсин, долго ты спишь. Поднимайся и внимай псалму. Силы покинули тебя, хоть ты привык к битвам и сражениям.

ОЙСИН. Силы покинули меня, потому что нет больше воинства Финна. Не люблю я священников, и музыка их не пленяет меня.

ПАТРИК. Не было музыки прекраснее с сотворения мира. А ты, старый, седой и глупый, как сражаться ты думал в воинстве Финна?

ОЙСИН. Как сражался я, Патрик неумный, так и думал сражаться, и нечего тебе позорить меня, нечего мне стыдиться.

И слышал я музыку прекраснее твоей, как ни хвали ты своих священников. Слышал я песню черного дрозда в Лейтер Лай, и глас рога фениев, и сладкозвучную песню дрозда в долине Теней, и шум ладьи, пристающей к берегу. Лай собак приятнее мне, чем шум в твоих школах, Патрик.

Когда, играя на арфе, запевал карлик Финна, Маленький Орешек, Орех моего сердца, засыпали все фении до единого.

Когда Финн спускал с поводка двенадцать своих гончих, когда бежали они на волю из Киуира, их лай был слаще для нас, чем звуки арфы и флейты.

Я расскажу тебе о Финне. Пятнадцать нас было, и мы победили короля саксов, совершившего много великих подвигов, и победили могучего короля Греции.

Девять раз мы сражались в Испании, и девятью двадцать раз в Ирландии, из Лохланна и из Восточной Земли посылали Финну дань золотом.

Горе мне! Пережил я Финна, и нет мне радости в играх и музыке. Почему не умер я вместе с фениями? Горше мне жить, чем не жить. Никогда не заключить нам мир, мне и служителю Священных книг.

Был бы жив Финн, были бы живы фении, ушел бы я от священников, ушел от их колоколов. Я бы скакал за оленем в долине, я бы настиг его следом за гончими.

Проси, Патрик, своего Небесного Бога, о Финне и фениях, молись за великого мужа, нет и не было равных ему на земле.

ПАТРИК. Не буду я просить Бога о Финне, об умном муже, против которого восстает мой гнев. Не нашел он ничего лучше, чем охотиться дни напролет в долинах.

ОЙСИН. Если б хоть раз побыл ты среди фениев, Патрик безрадостных священников и колоколов, забросил бы ты свои школы и забыл бы о своем Боге.

ПАТРИК. Никто из живущих на западе и на востоке не разлучит меня с Божьим Сыном, а ты, Ойсин, бессильный бард, бойся возмездия за Божьих священников.

ОЙСИН. Любил Финн лай гончих в горах, когда они гнали волков вз нор, победные крики своих гордых воинств любил Финн.

ПАТРИК. Много чего любил Финн, но все забыли о нем с тех пор, как он умер. Нет больше ни Финна, ни гончих, и ты не вечен, Ойсин.

ОЙСИН. Гремит слава о Финне, с которым никто не сравнится из прежних и нынешних, из прежних и нынешних никто так не щедр, как великий Финн.

ПАТРИК. Чем поможет тебе теперь щедрость Финна? Навсегда он в аду за предательство и самовластие.

ОЙСИН. Я не верю тебе, муж из Рима с белыми книгами, не может щедрый Финн, вождь фениев, быть в руках чертей и демонов.

ПАТРИК. Навсегда в аду твой Финн, щедрый муж, не знавший счета золоту, не чтил он Господа и за то принимает муки в доме скорби.

ОЙСИН. Будь там сыновья Морне или сильнейшие из сильнейших сыновей Байсне, они бы спасли Финна или сами остались в том доме.

ПАТРИК. Будь там пять королевств Ирландии, будь там семь отрядов героев-фениев, не спасти им Финна, не вызволить его, как бы ни были они сильны.

ОЙСИН. Были бы живы Фаолаи и Голл, рыжеволосый Диармайд и храбрый Оегар, ни Бог, ни дьяволы не удержали бы Финна, вождя доблестных фениев, в своей власти.

ПАТРИК. Ни Фаолаи, ни Голл, ни все воинство фениев не вызволили бы Финна из дома скорби, где он обречен на вечные муки.

ОЙСИН. Что сделал Финн против Бога, за что Он держит его в доме скорби? Чем плохи были его школы и его воинства? Что плохого в том, что он раздавал золото и охотился с гончими?

ПАТРИК. Финн, вождь фениев, обречен на муки, потому что думал только о школах бардов да о своих гончих и не воздавал должное Господу Богу.

ОЙСИН. Ты говоришь, Патрик, распевающий псалмы, что не высвободили бы Финна фении, будь с ними даже пять королевств.

Я расскажу тебе о Финне. Пятнадцать нас было, когда одолели мы короля Британии, щедрого на пиры. Одолели мы его, потому что были сильными и копья наши били без промаха.

Мы одолели великого Магнуса, сына короля Лохланна, владевшего многими пятнистыми кораблями. Многие короли из дальних стран платили дань Финну.

Ах, Патрик, горе мне, если Финн, вождь фениев, томится в неволе, потому что его сердце не знает зависти и злобы, потому что его сердце жаждет побед.

Несправедливо поступает Господь, не раздавая людям еду и богатства. Никогда не отказывал Финн ни богатому, ни бедному, и за то томится он ныне в холодном аду.

Любил Финн слушать Друим Дерг, спать на берегу Эас Руад, охотиться на оленя в долинах Ирландии.

Любил он пение дроздов в Лейтер Лай, шум волны Рудрай-ге, бившейся о берег, рев быка Маг Маойн, мычание теленка в Гленн-да-Майл.

Любил шум охоты на Слиаб Крот, крики олених на Слиаб Куа, вопли морских чаек возле Эоррус, хриплое карканье ворон на поле сражений.

Любил плеск волн, бившихся в борт ладьи, вой охотничьих собак в Друим Лис, голос Брана на Кнок-ан-Айр, грохот рек на Слиаб Мис.

Любил крик Осгара на охоте, лай собак, загоняющих зверя. Любил он все это, а еще любил внимать бардам, не могли наскучить ему музыка и песни.

Не мог наскучить ему треск щитов на поле сражений, хруст костей побежденных врагов, не знал он устали в битве.

Однажды мы охотились в западной стороне, хотели сравнить наших гончих.

Финн держал Брана, со мной был Скеолан, Диармайд, любимец жен, взял Феарана, а Осгар — удачливого Аднуалла.

Конан Плешивый хвалился своим Кеарком, Кайльте, сын Ро-нана, — Даолом, сын Лугайда и Голл — Фуимом и Фотраном.

В тот раз мы впервые вывели наших псов на охоту, а теперь, Патрик, я один живой изо всех.

Горе мне, Патрик, горе! Кому нужен слепой старик, забывший охоту? Не заменят твои службы мои прежние радости!

Не загнать мне больше оленя на склоне Слиаб Луахра, не загнать зайца на склоне Слиаб Куилинн, не сразиться вместе с Финном против врагов, не послушать искусных бардов.

Не биться мне больше с мечом в руке, не делить добычу, не совершать подвиги, не любить, не охотиться. Как мне без этого жить?

ПАТРИК. Глупый старик, забудь о прежних забавах. Не множь свои грехи. Подумай о муках, тебя ожидающих. Нет больше фениев, и тебя скоро не будет.

ОЙСИН. Не будет меня, но и тебя тоже не будет, Патрик с перевернутым сердцем. Если бы Конан, последний фений, не умер, недолго бы ты разговаривал.

Если бы я был таким, как в тот день, когда отдал десять сотен коров безголовой жене, что пришла в долину Двух Волов, когда небесные птицы унесли кольцо, что я подарил ей, и она исчезла неведомо куда.

ПАТРИК. Не мучайся, Ойсин, недолго она была с тобой, и для тебя лучше быть живым, чем с ними, которые умерли.

ОЙСИН. О медоречивый Патрик, горе тебе, почитающему священников и колокола. Не бедными были мы с Кайльте в прежние времена.

Музыкой, усыплявшей Финна, было кряканье уток на озере Трех Теснин, брань черного дрозда в Дойре-ан-Кайрн, рев вола в долине Ягод.

Музыкой, усыплявшей Финна, был свист орла в Победной долине, орла, сидевшего на дереве возле реки, ворчание вереска в Круахане, крик выдры в Друим-ре-Койр.

Музыкой, усыплявшей Финна, была песня черного дрозда в Дойре-ан-Кайрн, и слаще не слышал я песни.

Горе мне, что крестился я. Не дал мне твой Бог ни мяса, ни вина. Голодаю я и молюсь все время.

ПАТРИК. Думаю, тебе от этого не хуже, старик. Получишь ты девятью двадцать хлебов, вдоволь вина и мяса. Пустой разговор затеял ты, Ойсин.

ОЙСИН. Пусть мой рот никогда не очистит себя перед священником, если я получу все это. Скорее завладею я домом Финна со всеми его богатствами.

ПАТРИК. Он брал только то, что было на берегу реки или на лесном склоне крутой горы. Не верил он, и за это теперь в аду.

ОЙСИН. Неправильно ты говоришь. Не мясо и вино, а справедливость и дружба царили на наших пирах. Сладким было наше вино, и все его пили.

Плачу я по Диармайду, и Голлу, и по Фергусу Сладкогубому, когда ты запрещаешь мне говорить о них, о новый Патрик из Рима.

ПАТРИК. Говори о них, но прежде отдай должное Богу. Жизнь твоя на исходе, так выкинь из головы глупые мысли, старик.

ОЙСИН. Ах, Патрик, открой мне тайну, коли ты все знашь. Пустят ли любимого пса со мной ко двору Всемилостивейшего Короля?

ПАТРИК. Глупость твоя не знает предела, старик. Не пустят твоего пса ко двору Всемогущего Короля.

ОЙСИН. Если бы попал я ко двору Господа и со мной был мой пес, то не просил бы я для него лишней еды, а делился бы с ним своим куском.

Возьми любого героя из числа фениев Ирландии, все они были щедрее твоего Всемилостивейшего Господа и тебя, Патрик из Рима.

ПАТРИК. Ах, Ойсин, привыкший к острым мечам, безумны твои речи. Господь щедрее всего воинства фениев.

ОЙСИН. Пусть нет у меня ныне силы и власти и жизнь моя прожита до конца, не ругай, Патрик, великих мужей из сыновей Байсне.

Был бы Конан со мной, часто бившийся с фениями, не сносить бы тебе головы, даже встань на твою защиту все твои священники.

ПАТРИК. Не глупо ли, старик, все время вспоминать о фениях, когда близок твой конец и пора тебе молить о помощи Божьего Сына.

ОЙСИН. Я привык спать ночами на горе под открытым небом, но не привык я ложиться голодным, когда гуляют на склонах олени без счета.

ПАТРИК. Сбился ты с пути, Ойсин, под конец жизни, запутался между прямой дорогой и кривой тропой. Сойди с кривой тропы, которая приведет тебя к вечным мукам, и Божьи ангелы воспоют над твоей головой.

ОЙСИН. Были бы со мной теперь Фергус и Диармайд, не спрашивали бы мы позволения у священников, сами бы выбирали себе дороги.

ПАТРИК. Перестань, Ойсин, не хули священников, которые несут людям Божье слово. Если ты не забудешь свои поносные речи, ждут тебя великие муки за твои прегрешения.

ОЙСИН. Когда вождь фениев и я искали кабана в долине,

то мне хуже было не увидеть его, чем всем твоим священникам потерять свои головы.

ПАТРИК. Жаль мне видеть тебя таким безрассудным, потому что хуже это, чем твоя слепота. Был бы свет внутри тебя, обратился бы ты мечтами к небесам.

ОИСИН. Что мне сидеть там без Кайльте, без Осгара, без моего отца?

Хотел бы видеть я бег оленя или барсуков между двух долин, чем все то, что обещает мне твой язык, не нужны мне небесные чудеса.

ПАТРИК. Твои глупые мысли, старик, не принесут тебе счастья. Твои радости остались в прошлом. Прими мой совет, или не отпущу я тебя.

ОЙСИН. Будь сейчас со мной фении с копьями, мы бы сами решали, где нам быть, без твоих книг, твоих священников и твоих колоколов.

ПАТРИК. Вы были, как дым костра, как река в долине, как ветер на вершине горы, все вы были такие прежде.

ОЙСИН. Были бы со мной мужи с крепкими мечами, как в Берна-да-Койлл, не посмотрел бы я на твоих кривоязыких болтунов.

Были бы со мной Сколб Скейне или Осгар, храбрые в сражениях, не голодал бы я вечером без мяса, когда колокол ударяет семь раз,

ПАТРИК. Ойсин, коли лишился ты разума, слушай меня. Верю я, что забудешь ты своих фениев и обратишься душой к Властелину звезд.

ОЙСИН. Дивлюсь я на твои речи, священник, обошедший всю землю, никогда не отрекусь я от фениев, от моих щедрых братьев, не быть этому.

ПАТРИК. Если бы видел ты подданных Господа, как пируют они на его пирах и всего у иих больше, чем было у Финна и его знаменитых фениев.

Финн и фении принимают теперь великие муки. Обратись лучше к Божьему Сыну, почти его, не упусти своего рая.

ОИСИН. Не верю я тебе, Патрик неправедный. Финн и фении там, где они хотят быть.

ПАТРИК. Почти Божьего Сына, пока еще есть время, лучше один Бог, чем все фении Ирландии.

ОЙСИН. Смелы твои речи, неправедный Патрик. Будь со мной здесь Осгар, остался бы ты без языка.

Если бы Осгар, мой сын, и Господь стояли рядом на горе фениев и увидел бы я, что мой сын уступил ему, я бы сказал, что могучий муж — твой Господь.

Разве могут быть Бог и его священники лучше Финна, вождя фениев, щедрого мужа с правдивыми речами?

Если наверху или внизу есть какое-нибудь место лучше рая Господня, там теперь Финн и с ним все фении.

Ты сам говоришь, что щедрому мужу не место в аду страданий, но среди фениев не было не щедрых.

Спроси своего Господа, Патрик, помнит ли Он, чтобы были во времена фениев на востоке или на западе мужи храбрее их.

Фении никогда не говорили неправду, не привыкли мы к лживому слову. Правда и сильные руки спасали нас в битвах.

Не было тогда священников в храмах, хотя ты думашь, будто нет ничего лучше, чем распевать псалмы, но крепко держали свое слово фении, и не было щедрее мужа, чем Финн.

Если бы были со мной мои фении, не ходил бы я с тобой в храм, но нет их со мной, и глохну я от колокольного звона.

Горе мне! Там, где бился я с врагами, где жил я и радовался жизни, теперь проповедует Патрик из Рима и бранятся его священники.

Горе мне! Ленивый угрюмый Конан, много обижал я тебя прежде. Почему не придешь ты ко мне теперь? Приходи, повесели себя, разбрани скупых священников.

Горе мне! Куда подевались сильные мужи, почему не приходят они мне на помощь? О Осгар, возьми в руки свой острый победный меч, приди к своему отцу, разруби мои путы.

Где могучий сын Лугайда? Горе мне! Где пригожий Диармаид? Горе мне! Кайльте, сын Ронана, вспомни о нашей дружбе! Приди ко мне!

ПАТРИК. Замолчи, безмозглый старик! Мой Король сотворил небеса, Его волей цветут деревья. Его волей нам светят солнце и луна, зеленеют травой луга.

ОЙСИН. Зачем моему королю сотворять луга и траву? Он побеждал врагов и защищал Ирландию, повсюду покрывая славой свое имя.

В любви, в играх, на охоте, везде он был первый. За шахматами и на пиру он был первый.

А где был твой Бог, Патрик, когда два мужа явились из-за моря и увезли с собой королеву Лохланна? Где Он был, когда пришел Дерг, сын короля Лохланна, у которого все щиты были золотые? Почему Небесный Король не защитил их от великана?

И Талк, сын Трена, погубивший многих фениев, пал не от руки Господа, а от руки Осгара у всех на виду.

Много побед одержали фении Ирландии, но не слышал я о подвигах Короля Святых, не слышал я, чтобы обагрил Он руки Кровью врагов.

Позором покроет себя Господь, если Финна не избавит от вечных мук, потому что Финн выручил бы его, если бы он томился в темнице.

Во имя твоей великой любви к Господу, Патрик, не забывай о великих героях, попроси за них, ныне неведомых, Небесного Короля.

Много должен мне твой Бог за то, что живу я в убожестве среди его священников без еды, без одежды, без музыки, без песен.

Много должен мне твой Бог за то, что не слышу я кличей рога, что не стерегу границы у моря, не люблю пригожих жен, за то, что страдаю я без еды. Моей последней волей я прощу Небесного Короля.

Сказал Ойсин:

— Печальна моя жизнь. Не мил мне твой голос. Не из любви к твоему Богу досыта наплачусь я, а наплачусь я досыта, потому что нет со мной Финна и фениев."