%D0%AF%D0%BF%D0%BE%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F%20%D0%BC%D0%B8%D1%84%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%8F

"В старину, не ведаю где, жила мачеха. Падчерицу ее звали о-Цуки, а родную дочь - о-Хоси. Мачеха ненавидела падчерицу, но о-Хоси была доброй девочкой и любила свою старшую сестру. Однажды отец уехал в дальний путь.

“Теперь самое время убить о-Цуки”,- подумала мачехи. Растолкла она ядовитые плоды, замешала яд в тесто и испекла сладкий пирожок. Дала она его падчерице, а свою дочку остерегла:

- О-Хоси, о-Хоси, у твоей сестры пирожок ядовитый, не вздумай его отведать.

Ужаснулась о-Хоси, но виду не подала. А после незаметно шепнула:

- Сестрица, сестрица, я тебе дам половину своего пирожка, а свой ты не ешь, в нем отрава,— и посоветовала забросить пирожок подальше, в бамбуковую чашу позади дома.

Тут - прыг-прыг - прискакал воробей, поклевал пирожок, закрутился-закрутился на месте - и дух вон. Сестры в лице переменились: “Ах, страшное дело!”

Наступил вечер. Мачеха думает: “Уж теперь, наверно, о-Цуки лежит где-нибудь мертвая”. И тут о-Цуки и о-Хоси возвращаются домой! Не помогла отрава. А почему, мачехе невдомек.

Замыслила тогда мачеха подвесить каменную ступку2 к потолочной балке над постелью о-Цуки.

- О-Хоси, о-Хоси, нынче ночью с потолка свалится каменная ступка и пришибет твою сестру до смерти. Смотри, никому ни слова,— наказала она дочери.

О-Хоси в ответ:

- Да-да, матушка, не беспокойся, никому не скажу,-а сама отозвала о-Цуки в уголок и шепчет:

- Сестрица, сестрица! Матушка замыслила недоброе дело, убить тебя хочет. Нынешней ночью обязательно ложись спать со мной.

Уложила она о-Цуки на свою постель. Сама же тайком наполнила тыкву горлянку алой краской для румян, положила вместо о-Цуки, сверху накинула футон. Со стороны кажется - о-Цуки спит крепким сном на постели.

В середине ночи мачеха перерезала веревку. На той веревке была привешена к потолку тяжелая каменная ступка. Грохнулась ступка вниз — шмяк! — словно кого-то в лепешку раздавило. Алая краска брызнула мачехе в лицо.

- А-а, разделалась наконец с этой негодяйкой, на душе легче стало,— одурела мачеха от радости. На другое утро встала она ни свет ни заря, приготовила завтрак и стала будить девочек:

- О-Цуки, о-Хоси, завтрак готов, вставайте, есть пора.

Сестры дружно отозвались, как всегда, и обе вскочили с постели.

“Ая-я! Почему так случилось?! — снова стала теряться в догадках мачеха.- Непросто, значит, с падчерицей покончить. Одно осталось: покину ее на погибель в глубине гор”.

Мачеха щедро заплатила каменотесу, чтобы вытесал он из камня большой ларь с тяжелой крышкой.

- О-Хоси, о-Хоси, не могу я больше терпеть о-Цуки в своем доме, вот и решила я запрятать ее в каменный ларь и бросить посреди гор. Смотри же, ничего не говори про это отцу, когда он вернется! - строго-настрого приказала она дочери.

- Да-да, матушка, ни словечка не скажу, - обещала о-Хоси и сделала вид, будто идет на улицу поиграть, а на самом деле побежала к каменотесу.

- Просверли, пожалуйста, дыру на дне того каменного ларя, куда сестру упрячут,- попросила она.

- А, хорошо! — с радостью согласился каменотес и просверлил небольшую дыру на самом дне, чтобы мачеха не приметила.

Вот собралась мачеха в горы. О-Хоси и говорит сестре:

- Я положу в ларь семена репы, а ты по дороге сыпь их понемногу через дырку на дне. Зацветут цветы репы и укажут мне путь. Я приду и спасу тебя.

О-Хоси положила в ларь мешочек с семенами репы, мешочек с жареным рисом и кувшин с водой.

Ничего не заметила мачеха. Затолкала она падчерицу в каменный ларь, взвалила его себе на спину и потащила далеко-далеко, через горы и долы. Шла она, шла, зашла в глубь гор, выкопала там глубокую яму и схоронила ларь в земле.

Настала весна, запели птицы, расцвели в горах цветы. Пора идти к сестре на помощь.

- Матушка, матушка! - говорит о-Хоси.- Пойду-ка я в горы собирать трилистник. Испеки мне на дорогу нигиримэси - большой-пребольшой, я ведь охотница поесть.

Взяла она у торговца лесом длинный шест, каким деревья меряют, и отправилась в дорогу. Пришла к горному склону и видит: распустились цветы репы там, где о-Цуки сыпала на дорогу семена. Цветы, словно проводник, путь указывают, все дальше и дальше ведут в самую глубь гор. Идет о-Хоси через горы и долы по цветочной тропинке и зовет:

- Сестрица, ау-ау!

Идет, идет и видит: растут на лужайке цветы репы кольцом, а дальше ни одного цветка не увидишь.

- Так значит, тут сестрица закопана! - догадалась о-Хоси и давай втыкать в землю длинный шест. Вдруг он со стуком ударился обо что-то твердое. Раскопала о-Хоси в этом месте землю и увидела каменный ларь. Обрадовалась девочка:

- Сестрица, эй, сестрица, я пришла спасти тебя!

А из ларя еле слышно доносится голос:

- О-Хоси, это ты?

- Да, это я! Ты жива, сестрица?

Принялась о-Хоси копать землю еще усердней и видит: из одного уголка каменного ларя торчит конец красного пояса. Сунула она руку в щель, потянула что было силы и отвалила каменную крышку.

- Ах ты моя любимая! Здорова ли ты, сестрица? Вытащила о-Хоси сестру из каменного ларя. Жива о-Цуки, но ослепла от долгих слез, выплакала она свои очи.

О-Цуки с плачем крепко обняла сестру:

- Ты ли это, о-Хоси?

Тут выкатилась слеза из левого глаза о-Хоси и вкатилась в правый глаз о-Цуки. Выкатилась слеза из правого глаза о-Хоси и вкатилась в левый глаз о-Цуки. И -о чудо! - раскрылись глаза старшей сестры, и стала она видеть лучше прежнего.

- Ая-я, прозрела сестрица! - радуется о-Хоси. Положила она нигиримэси на широкий лист и подала сестре, зачерпнула воды из горного ручья и напоила ее.

Вернулись к старшей сестре силы, но говорит она с печалью:

- Нельзя мне домой идти. Куда деваться, как быть? -заплакала девочка в тоске и тревоге.

Как раз в это время ехал на оленью охоту владетельный князь с большой свитой. Видит: лежат две девочки ничком и слезы льют.

- Отчего вы так горюете? - спросил он.

И заставил их рассказать обо всем, что с ними приключилось. Пожалел князь сестер и увез с собой во дворец.

С той поры прошли долгие дни и месяцы. Как-то раз смотрели сестры из окна дворца на дорогу. Видят, идет по дороге слепой старик, бьет в гонг колотушкой и во весь голос призывно поет:

Не возьму в обмен ни землю, ни небо.
О-Цуки, о-Хоси, где вы, где вы?
Были бы со мной о-Цуки, о-Хоси,
Зачем тогда в этот гонг стучал бы?
Канкак-канкан!

- Смотри, будто это наш родной отец? С виду такой жалкий, неприглядный, а голос-то нашего батюшки.

Подбежали с двух сторон, обняли слепого отца. Выплакал он глаза от тоски по дочерям.

Долго не было отца дома, а вернулся, смотрит — нет дочерей. Подумал он: “Может, как знать, живут где-то мои о-Цуки и о-Хоси?” - и пошел их разыскивать. Так с тех пор и бродит, исходил всю страну вдоль и поперек.

Обнимаются все трое и плачут. Выкатилась слеза из правого глаза о-Цуки и попала отцу в левый глаз, а слеза о-Хоси попала ему в правый глаз. Раскрылись у старика глаза, прозрел он.

Радостные, пошли дочери с отцом в княжеский дворец. Там и остались жить в почете и довольстве."