%D0%A8%D1%83%D0%BC%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5%20%D0%BB%D0%B5%D0%B3%D0%B5%D0%BD%D0%B4%D1%8B

"Подойди же ко мне!”
“Вот подошел я”.
“Куда ты собрался?”
“Никуда не собрался”.
“Если ты никуда не ходишь, как ты дни свои проводишь?
В школу иди. В школе сиди.
Заданье читай. Задачки решай.
Табличку глиняную пиши.
Новую глиняную табличку "старший брат твой школьный"
пусть тебе напишет.
Как домашнее заданье свое закончишь,
Старосте своему ответишь, вот тогда ко мне иди.*
Заданье свое мне говори.
Слоняться по улицам прекрати!
Ну, отвечай же!
Что сказал я, ты понял?”
“Да, я понял и могу ответить”.
“Так отвечай”.
“Ну и отвечу”.
“Так говори же”.
“Ну и скажу”.
“Быстрей скажи же”.
“Чтобы в школу я ходил, ты мне говорил.
Чтоб уроки отвечал. Уравнения решал.
Табличку глиняную писал.
Чтоб мой "старший школьный брат" мне табличку начинал.
Чтоб, когда я задание сделаю, к трудам моим возвратившись,
Когда старосте расскажу его, то к тебе бы шел,
вот что ты сказал”.
“Ну так ступай же, будь человеком.
На площадях не торчи, не шляйся.
По улицам не слоняйся.
Переулком идешь, по сторонам не пялься.
Сам-то будь посмиреннее, со старостою повнимательнее.
Будешь к нему повнимательнее,
станет он с тобою любезнее.
Но имей честолюбие — по товарищам выравнивайся.
О будущем ты не заботишься!
О роде не беспокоишься!
<...>
Для тебя же я стараюсь!
Если уж я тебя наставляю,
То наставлениям, что даются,
Не должен ли младший им подчиниться?
Вот для тебя только и живу я,
А ты по улицам шатаешься!
Имей же честолюбие — в обращении к старшим.
Хождение в школу да обернется благом!
Учись у меня, учись у старших!
Пока полностью ты не стал взрослым,
Сердцем, печенкой ты рассуждаешь,
но плоть твоя еще не созрела.
Так, как я о тебе забочусь,
Никто о сыне своем не заботится.
По одаренности природной никто ведь не может
с тобою сравниться!
Ты поступаешь как бездельник,
рука твоя тебя недостойна.
Ведь если среди семьи нашей сравнивать,
Тебе подобного и не найдется!
Ведь то, что ныне я тебе говорю,
Воистину глухоту проясняет.
Змея-колдунья тебя, что ли, схватила?!*
Бить и бить тебя и слезы лить —
ну уж нет, уволь, пожалуйста!
Лень твою, ложь твою не принимаю!
Мое сердце полно, полно сверх меры,
Оттого что я гневаюсь на тебя.
Столько из-за тебя беспокойства.
Уж твое беспокойство я отбросил.
Ведь я же — от твоих стуков сердца —
к твоим стукам сердца.
Ведь я же — от твоих домыслов — к твоим домыслам!
Твоя человечность! Да не глядел бы я!
Сердце мое наполнил злой ветер!
Твоя человечность! Одна болтовня!
Уши мои да не слушали б этого!
Твои заботы меня приканчивают.
Ты пустил мое сердце бродить по степи!
А ведь никогда я тебя на тростник,
тростник носить не отправлял.
В тростниковых зарослях, там,
где все малолетки его таскают,
Ты никогда в своей жизни тростника не таскал.
Вслед за моими быками идти — я тебе не приказывал.
Да уж, трудиться — вслед за моими быками идти,
тебя я не заставлял.
Да и в полях моих трудиться с мотыгой
тебя я не заставлял.
Да, этот труд — поля мотыжить, —
к нему я тебя не принуждал.
Да и к какой-либо иной работе
никогда я тебя не принуждал.
"Иди, мол, трудись, хлеб для меня добывай!"
Да ни разу в жизни такого тебе не сказал!
А живут по-иному тебе подобные — своим трудом.
Для отца с матерью хлеб добывают!
Стоит лишь посмотреть мне,
как дети родных моих трудятся!
Ведь они, равно как все прочие,
по десять гуров зерна добывают!
Малыши, а слуги отцов своих,
по десять гуров зерна добывают!
А иные отцам своим и добавят —
Зерно, масло, шерсть овечью приносят!
Вот это люди, они тебя превосходят.
Да ты рядом с ними и не человек.
Да, в умении выполнять работу
ты не можешь с ними сравниться!
Да, да, с сыновьями тех родителей,
Что сынов своих научили трудиться”..
“Что? Я не сумею так, как они, трудиться?!”
“Да ведь больше, чем я о тебе пекусь,
Кто из людей о сыне своем печется?
Да никто из родичей моих
смотреть на это бы просто не смог!
Вот же слова, что тебе говорю:
Стыд поимей, поимей совесть!
Твои ровесники, что одно ярмо
С тобой волокут, ты на них не смотришь —
отчего по ним ты не равняешься?
Друзья-сотоварищи твои, ты на них не смотришь —
отчего по ним ты не равняешься?
Вот! По "старшим братьям своим" равняйся!
Вот! По "младшим братьям своим" равняйся!
Средь премудростей человеческих, существующих в мире,
Из тех, что Энки по имени названы,
Столь тяжелого дела, как грамотейная мудрость,
то что я избрал,
Не было названо. Разве что искусство пения.
Подобно морским берегам, что далеки друг от друга,
Сердле искусства пения так же удалено.
О деле писцовом моем ты не думаешь вовсе,
"К делу отца моего обращусь" — ты так не скажешь!
А то, что Энлиль судьбою людям определил —
Дело отца своего да изберет наследник,
Путь почитания благостный, — ты по нему не следуешь!
К столь незначительной малости — словам,
что здесь говорятся,
Тебе тяжело обратиться, а ведь, кажется, можно
У отца своего хоть чему-нибудь научиться.
Из-за тебя все мое тело и днем и ночью как будто разбито —
все ребра поломаны,
А ты — денно и нощно все веселишься!
Как пиво разбавленное, сочусь я по капле, мое тело обмякло!
А ты с деяньями твоим великими и вовсе распух!
Стал ты толстым, стал ты жирным,
Весь расползся, весь расплылся!
Вся родня твоя думает, что плохо ты кончишь!
Почему ты не хочешь стать человеком, чему веселишься?
А меня веселье твое доконало!
Когда с шутами, с певцами бродячими,
С ними и вокруг них ты крутишься,
То вся работа твоя — скакать и прыгать,
Для этого только ты и пригоден!
Но я заставлю тебя возвратиться!
Да смирись же! Они же с тобой не сравнятся!
За ложь не сочти, что мною тебе говорится!
Это что мера зерна! Или не то говорю я?
Вот, дабы переменить реченное,
Тебя похвалить, кто будет столь благосклонен?
Лентяй ты на веки вечные!
Сила мнимой свободы твоей да порушена будет!
Да и кто тебя не поносит!
Слов плохих о тебе не молвит?!”
“Что, они меня хулят? Такое говорят?!
Что ж теперь делатв?”
“Если я так привязан к тебе,
А ты, что я делаю, не понимаешь!
Обманщик ты, лжец, ты насквозь неверен!
Обманщик, грабитель, что в дом ворвался!
Сквернословец, вонючка,
Тупица, дикарь!
Слюнтяй отвратительный!
Разбойник, уродец!
Зловонец, хулитель,
Прогорклое масло, вонючка!
Грязнуля вонючий и злобный,
Отвратительный изверг!
Молоко, что прокисло, вонючая задница,
Пес, что мордой нюхает землю, обманщик!
Служака, что для своего пропитанья, попрошайничая,
По переулкам рыщет!
И есть-то как надо он не сумеет, злодей!
Пес, что член свой постоянно лижет!
Осел, что жрет свою же подстилку!
В лохмотья одетый, у печки валяющийся!
В колодец брошенный, портомоем брошенный!
Дикарь, что жрет всякую гадость!
Овца параличная, что трясет головою!
В голодных судорогах, вот, все на него пальцем кажут!
В колодец брошенный, в дыру уроненный, черепок разбитый,
что на земле валяется!
В колодец брошенный, ямою погребенный!
С головою, наполовину обритой!
Полный низости, бахвал подлый!
Хромец кривобокий, фигура премерзкая!”
“Долго ли ты оскорблять меня будешь?”
“Да тот, кто тебя оскорбит, пусть на три тысячи шестьсот верст
от тебя держится!
Тот, кто тебя проклянет, на три тысячи шестьсот верст
от тебя пусть держится!
Найди же милость своего бога!
Подними голову, грудь распрями — человек же ты!
Среди мудрецов городских ты должен быть лучшим!
Город твой, место прекрасное, имя твое да назовет!
Имя честное, слово доброе
да будет богом твоим тебе дано!
У Нанны, бога твоего, ищи милости!
Матерью Нингаль да будешь ты обласкан!”
Нисаба, хвала тебе!"