%D0%93%D0%B5%D1%80%D0%BE%D0%B8%20%D0%A8%D1%83%D0%BC%D0%B5%D1%80%D0%B0

"Тяжело стонали мессенцы под игом спартанцев. Более 60 лет прошло со времени разрушения Ифомы; но они не могли забыть своей старой свободы. Жестокость гордых победителей воспитала в их сердцах вражду и чувство мести, и они с жадностью ожидали случая кроваво отомстить и выгнать ненавистных притеснителей из страны- Все, кто мог избавиться от чуждого гнета, собрались в гористой местности у границы Аркадии, около древней царской столицы Андании, куда, по-видимому, не проникло господство спартанцев. Тут началось восстание против Спарты, так называемая вторая Мессенская, или Ар истоме невская, война, по имени героя Аристомена, юноши из древнего царского рода Эпитидов, который был душой этой войны. Аристомен собирал около себя юношество, жаждавшее свободы, отправлял послов в угнетаемую страну, чтобы приготовить народ к восстанию, и искал помощи и союзничества других государств Пелопоннеса.

Время было благоприятно. Своим властолюбивым поведением на границах Спарта возбудила недовольство и подозрение своих соседей, аркадцев и аргивян, так что они готовы были к войне с ней. Жители Пизы освободились от элейцев и образовали собственное государство; они охотно помогали ослаблению власти спартанцев, которые всегда были союзниками их врагов. Сикион также обещал свою помощь; этот город был с давних пор врагом Спарты, между тем как его ревнивые соседи, коринфяне, держали всегда ее сторону. В самой Спарте господствовали внутренние раздоры.

Наши сведения о ходе этой войны во многих отношениях столь же темны, сколь относительно первой Мессенской войны. Уже древние не знали с достоверностью, к какому времени отнести эту войну. Географ Павсаний относит ее к 685—668 гг., но новейшие исследователи относят ее с большей вероятностью к 645—630 гг. О ходе этой войны рассказывает нам подробно Павсаний, которому мы большей частью будем следовать в нашем рассказе; но не следует забывать, что Павсанию служил источником позднейший поэт, Рианос с Крита (около 230 г. до Р. X.), который описал вторую Мессенскую войну в эпическом стихотворении, не дошедшем до нас; здесь он перемешивал старые предания с новыми выдумками. В его стихотворении Аристомен был представлен вместе и Ахиллесом и Одиссеем.

По достаточном приготовлении к войне Аристомен вторгся со своим геройским войском на равнину Мес-сенин, где народ с радостью восстал. Дело дошло до сражения при Дерах, которое осталось безрезультатным, потому что у обеих сторон еще не было союзников; но уже тут Аристомен совершил геройские подвиги, по-видимому, превосходившие все человеческое, а чтобы уже в начале войны напугать лакедемонян, он ночью пробрался даже в город Спарту и повесил там на металлическом храме Афины—Афины в медном доме на Акрополе — щит с надписью: “Аристомен посвящает этот щит богине в знак победы над спартанцами”. Мессенцы предложили юному герою царский венец, но так как он отказался, передали ему неограниченную власть на все время войны.

Спартанцы должны были удалиться из Мессении, и даже боялись вторжений в собственную страну. Внутри Спарты грозило восстание, потому- что семейства, потерявшие свои владения в Мессении, требовали нового раздела поземельных владений, а илоты и периэки, ободренные примером мессенцев, также думали об отделении. В такой крайности спартанцы обратились к дельфийскому богу и получили совет пригласить руководителя и советника из Афин. В позднейшие времена рассказывали, что афиняне, для того чтобы исполнить повеление дельфийского бога и все-таки оставить спартанцев без помощи, послали в Спарту хромого школьного учителя Тиртея, и что он своими песнями снова воспламенил дух спартанцев и таким образом спас государство. Но это вымысел позднейших афинян для осмеяния Спарты. Приглашенный спартанцами, а не посланный афинянами, поэт Тиртей, человек воинственного духа и сам хороший воин, способный словом и примером воодушевлять юношество, действительно пришел из Аттики, из дружественного спартанцам городка Афидны, в Спарту. Своими песнями он сумел уладить внутренние раздоры между гражданами, снова возбудить в них бодрость и самоуверенность и воодушевить к отчаянной борьбе.

На втором году войны спартанцы, поддерживаемые союзниками, снова двинулись в Мессению. Мессенцы, получившие также помощь от своих многочисленных союзников, встретили их для сражения близ Стениклара, при так называемом “знаке вепря”. На этом месте Геркулес, при жертвоприношении вепря, заключил когда-то договор с сыновьями Нелея, и в память этого события поместил тут камень. После обычных жертв с обеих сторон, совершенных пророками, боевые ряды двинулись друг на друга, с тем большей силой, что тут присутствовали и пророки. Аристомен проявил чудеса храбрости и тем решил исход сражения. Он собрал около себя 80 отборных воинов, самых сильных и храбрых из всего войска. С этими воинами он бросился с величайшей яростью на спартанского царя Анаксандра, которого также окружали отборные воины из его войска. После долгого отчаянного боя Аристомен обратил спартанского царя с его воинами в бегство, и, предоставляя их преследование другим мессенцам, он с той же неотразимой силой последовательно нападал на остальные отряды врага и рассеял их всех. Тогда последовало яростное преследование. Как бешеный, Аристомен бросался со своими воодушевленными отрядами за бегущими врагами и поражал их. Он дошел до дикого грушевого дерева, находившегося на равнине; тут мессенский пророк Феокл предостерег его от дальнейшего преследования, потому что, как он утверждал, видел на грушевом дереве Диоскуров, богов-хранителей Спарты, которые желали конца этой кровавой резне. Но Аристомен в пылу преследования не обратил внимания на предостережение пророка и продолжал свое дело. Тогда он потерял свой щит, и нигде не мог его найти. Между тем как он искал свой щит, лакедемоняне успели спастись бегством.

Воодушевленный победой Аристомен возвратился в Анданию. Женщины бросали ему в приветствие ленты и цветы и пели победную песнь, которая повторялась еще в позднейшие времена: “До средины Стеникларской долины, до высокой вершины преследовал герой Аристомен толпы лакедемонян”.

Аристомен нашел свой щит по указанию дельфийского оракула в Беотии в священной пещере Трофония. Он посвятил его после в святилище Трофония, где его видел Павсаний; на нем было изображение орла с распущенными крыльями, доходившими до края. После сражения у “знака вепря” Аристомен принес Зевсу на горе Ифоме гекатомфонию, т. е. благодарственную жертву за 100 убитых врагов. Ему суждено было сделать еще два таких жертвоприношения.

Теперь область Спарты открыта была нашествиям мессенцев. Аристомен смело прошел в сердце Лаконии, напал на Фары, где хранились припасы и сокровища Спартанского государства, ограбил их, увел из Карий спартанских девиц, которые торжествовали там праздник богини Артемиды хороводами, но возвратил их родителям за значительный выкуп.

Спартанцы отчаялись победить мессенцев с их многочисленными союзниками в открытом, честном сражении и искали спасения в измене. Они подкупили аркадского царя Аристократа, который находился с сильным вспомогательным войском в лагере мессенцев, и когда на третьем году войны дошло до нового сражения в Мессении, v так называемого “большого рва”, то Аристократ со всем войском вдруг оставил позицию, в которой он должен был прикрывать мессенцев, я прошел через ряды сражавшихся мессенцев. Со смущением и проклятиями мессенцы смотрели на изменнически удалявшихся аркадцев и забыли о сражении. Спартанцы напали на них с новой силой, окружили и одержали полную победу. Аристомен пробился с частью своих воинов, но оставил мертвыми на поле сражения значительное число своих храбрецов, между ними и многих важных предводителей.

Несмотря на тяжелую потерю, несмотря на отпадение союзников, Аристомен остался непоколебим. Он собрал спасшихся бегством и сосредоточился с ними — так как он не мог уже более держаться в открытом пале—на горе Ире, у крайней границы Мессенкн, близ горной Аркадии. Эта гора со своей широкой возвышенной площадью, с крутыми, густо заросшими склонами, окруженная узкими, легко защищаемыми лощинами, давала достаточное помещение для его воинов, их семейств и стад и представляла естественную скалистую крепость, которую мессенцы укрепили еще стеной. Одиннадцать лет спартанцы стояли перед укреплением,

Двадцать и два раза сменилась весна холодной зимой, А их толпы все еще стояли перед белым горным утесом, между тем как Аристомен, смелый по-прежнему, несмотря на их бдительность, делал частые набеги с маленькими отрядами в Мессению, которая теперь опять считалась спартанским владением, и Лаконию и большей частью возвращался с богатой добычей. Так он раз отправился при наступлении ночи из Иры и при восходе солнца появился недалеко от Спарты, перед Амиклами, которые теперь были открытым местечком, ограбил их и ушел оттуда, прежде чем спартанцы успели на помощь из своего главного города. При другом набеге он взят был в плен и увезен в цепях; но когда ночью его стражи уснули у разведенного огня, он подкатился к нему, пережег веревки на руках и ногах и убежал.

Раз Аристомен наткнулся на гораздо больший отряд врагов; завязался горячий бой, Аристомен был ранен камнем в голову и упал без чувств. Спартанцы тотчас бросились на него и взяли в плен с 50-ю товарищами. Всех их увели в Спарту. Ожесточенные многими потерями, которые причинил им Аристомен, спартанцы решили бросить его с товарищами в Кэадас— глубокую пропасть, куда они обыкновенно бросали преступников. Герой должен был видеть, как его храбрые товарищи падали друг за другом в пропасть, затем он сам был брошен туда. Все: товарищи Аристомена нашли при этом свою смерть, но сам Аристомен упал на них и остался жив и даже невредим; по преданию, орел подлетел под него и тихо снес в пропасть. Но в страшной пропасти, не дававшей никакого выхода, рядом с разбитыми трупами Аристомена ожидала еще более ужасная участь- Он лег, закрыл голову мантией и ожидал своего конца. Три дня он лежал в таком положении, как вдруг услышал шум; взглянув, он увидел лисицу, которая глодала трупы. Очевидно было, что животное попало туда через какой-нибудь вход. Он спокойно остался на месте и поджидал приближения лисицы; затем схватил ее одной рукой за ^хвост, а другой держал против нее мантию, на случай если она захочет кусаться, и таким образом дал животному тащить себя. В испуге животное искало выхода; Аристомен пополз за ним, увеличивал отверстие руками, где это нужно было, и счастливо пробрался на свободу. С бесконечным восторгом встретили на Ире дорогого героя, которого уже считали мертвым.

Переметчики скоро донесли спартанцам о возвращении Аристомена на Иру; но им не поверили. Каким образом мертвый мог опять появиться между живыми? Аристомен скоро убедил их, что он жив. Ночью он напал на коринфский вспомогательный отряд спартанцев, который беспечно расположен был в лагере, перебил большую часть его, между прочим и четырех предводителей.

Вскоре Аристомен снова попал в плен. Дело было так. Спартанцы заключили с Аристоменом перемирие на 40 дней, чтобы праздновать один из своих самых священных праздников—иакинфии. На это время Мессения была свободна от спартанцев; но в ней остались критские стрелки, находившиеся на спартанской службе, и ходили по стране. “Критяне неверны, они вероломные лжецы”,—говорит старая поговорка. Они доказали это и в настоящем случае. Семь человек из их отряда подстерегли Аристомена, который, полагаясь на перемирие, подтвержденное клятвой, спокойно удалился из Иры, и взяли его в плен. Двое из них тотчас отправились в Спарту сообщить радостное известие, а прочие связали героя ремнями, которые они имели у своих колчанов, и ночью увели в близкий Двор, чтобы там переночевать. На этом дворе жила мессенская девушка с матерью; отец ее умер. В предшествовавшую ночь она видела странный сон: волки привели к ней льва, связанного и без когтей, она развязала его и отыскала ему когти, после чего он разорвал всех волков. Когда критяне привели связанного воина в ее дом, она вспомнила сон и спросила у матери об имени пленника. Услышав имя героя, она познала смысл сновидения и решилась освободить льва. Она дала критянам вина в изобилии, и, когда они лежали в полном опьянении, украла нож у одного из них, который спал крепче других, и перерезала ремни на Аристомене, Тогда Аристомен взял свой меч и убил критян; спасшую его девушку он сочетал браком с сыном своим Горгосом.

На одиннадцатом году осады пала наконец Ира. Так угодно было судьбе. Когда Аристомен и пророк Феокл после поражения у большого рва отправились в Дельфы вопрошать оракула, то они получили в ответ:

Когда трагос будет пить воду извилистой И еды, Тогда я отнимаю свою защиту от Мессении; ибо день гибели близок.

Слово трагос значит козел; поэтому мессенцы со времени этого предсказания тщательно устраняли коз лов от реки Неды, которая течет у северной подошвы горы Иры. Однажды пророк Феокл пришел к Неде и увидел дикую смоковницу, ветви которой свисали и питались водой реки. Пророк сейчас узнал в этом исполнение предсказания оракула, потому что у мессенцев слово трагос обозначало и смоковницу. Он сообщил свое печальное открытие Арисюмену, который, не сомневаясь теперь более в гибели отечества, позаботился по крайней мере о сохранении надежд'своего народа в позднейшем будущем- Мессенцы обладали тайной священной драгоценностью; по старым изречениям богов, если эта драгоценность потеряется, Мессе-иия навсегда придет в забвение, если же она сохранится, то Мессения когда-нибудь приобретет еще свою независимость. Эту священную1 драгоценность Аристомен закопал в уединенном месте горы Ифомы и молил Зевса Ифомы и других богов-хранителей Мессенин оберегать эту единственную надежду освобождения своего народа и не дать ей попасть в руки лакедемонян. Аристомен и пророк скрывали свою тайну от прочих мессенцев, чтобы они не теряли духа и не забывали о защите.

Подобно Трое, Ира нашла свою погибель через прелюбодейную женщину. Илот знатного спартанца, пасший близ Иры овец своего господина, находился в преступных сношениях с женой мессе нца, жившего за обводной стеной Иры. Случилось, что в бурную ночь, когда дождь лил ручьями, часовые оставили свои места на стенах Иры и отправились домой. Между этими часовыми находился и муж упомянутой женщины. Пришедши домой, он рассказал своей жене, что все часовые оставили стены, так как в такую погоду нечего ожидать нападения врага. В это время илот был спрятан в его доме и слышал эти слова. Он сейчас отправился в спартанский лагерь и донес своему господину, который в это время был главным начальником, все, что слышал. Под покровом темноты и сильного дождя спартанцы, предводимые илотом, без всякого шума отправились по крутым и неверным дорогам к мессенскому укреплению и по подставленным лестницам взобрались на стену, никем не замеченные, собаки громким и продолжительным лаем первые подали знак приближавшейся гибели. Все в испуге вскочили со сна; Аристомен, из-за раны не осмотревший в эту ночь караулы, со своим сыном Горгосом и шурином Евергетидом, и пророк Феокл, со своим сыном Мантиклом, первые бросились с оружием на врага. За ними последовали и другие,—каждый с оружием, которое попадалось ему в руки. Мессенцы окружены были врагами как сетью; тем не менее они сражались с мужеством и с некоторой надеждой на победу; только Аристомен и Феокл, знавшие о предсказании оракула, были безнадежны; они, однако, воодушевляли своих к храброму сопротивлению — чтобы не погибнуть с позором.

В продолжение ночи ни одна из сражавшихся сторон не получила себе заметной выгоды. Спартанцев удерживали в их напоре незнание местности и храбрость Аристомена; мессенцы не получили еще лозунга от своих предводителей, а дождь тушил зажженные факелы. Лишь с наступлением дня, когда враги смогли видеть друг друга, началась на улицах дикая и ужасная борьба. Мессенцы, воодушевляемые Аристоменом и Феоклом, сражались с отчаянием, женщины взобрались на крыши, чтобы бросать на спартанцев камни и кирпичи, и, когда буря и дождь помешали им в этом, они схватили оружие и вместе с мужчинами бросились в самый пыл сражения; они хотели лучше погибнуть вместе с отечеством, чем быть отведенными в Спарту рабынями. Воодушевленные таким геройством женщин, мужчины сражались с еще большей яростью, и своей храбростью мессенцы, может быть, ц отклонили бы свой рок, если бы Зевс, исполнитель судьбы, не посылал все более густой дождь при страшном грохоте грома и молниями не ослеплял бы их глаз. Спартанцы ободрены были этими предзнаменованиями, потому что молнии падали на них с правой стороны, со стороны счастья и победы.

Три дня и три ночи сражение свирепствовало на улицах Иры. Лакедемоняне далеко превосходили числом своих противников. Они могли попеременно отдыхать и сражаться, они могли получать из своего лагеря пищу и питье, между тем как мессенцы истощались в беспрерывной борьбе вследствие бессонницы, дождя, голода и жажды. Тогда Феокл обратился к Аристомену и сказал: “Зачем ты напрасно истощаешь свои силы в неравном бою? Падение Мессении неминуемо; то, что мы теперь видим перед глазами, пифяя давно предсказала нам. Мне бог даст общий конец с отечеством, но ты спаси из нашего народа, сколько можешь, и спаси себя”. После этих слов Феокл бросился на лакедемонян со словами: “Поистине, не всегда вы будете с радостью наслаждаться плодами мессенцев”—и, насытив жажду мщения кровью врагов, нашел свою смерть от множества ран.

Теперь Аристомен вызвал мессенцев, кроме авангарда, из сражения, велел им собрать в свою среду жен и детей и следовать за ним туда, где он найдет выход. Ведение этого арьергарда он поручил Горгосу и Мантиклу, а сам отправился к авангарду и, склоняя голову и опуская копье, дал спартанцам знак, что желает свободного отступления. Спартанцы не хотели довести до бешеного отчаяния разъяренных мессенцев; они раскрыли свои ряды, и остатки мессе не кого народа с тяжелым сердцем выступили длинной вереницей из своего последнего убежища в Аркадские горы.

Аркадцы, издревле дружественные мессенцам, как только узнали об их несчастье, выслали навстречу послов, которые проводили их до горы Ликаон. Здесь собралось множество аркадцев, чтобы помочь несчастным мессенцам пищей и одеждой и предложить ни гостеприимный кров в своих городах.

Но Аристомен, исполненный горя о потерянном отечестве и вражды к Спарте, не хотел еще сложить оружие. Он придумал новый план: выбрал себе между мессенцами 500 человек, чье презрение к смерти было ему известно, и спросил их в присутствии аркадцев и их царя Аристократа, желают ли они умереть с ним вместе для отмщения отечества. Он все еще не считал Аристократа изменником: его бегство при сражении у рва он приписывал только трусости, но не низости. Когда эти 500 человек объявили свою готовность следовать за ним, он открыл им свой план: он хотел напасть на Спарту и занять ее, в то время как большая часть спартанцев находилась еще на Ире, чтобы потом выменять на Иру; если бы этот план не удался, то он хотел умереть со своими воинами, совершив великое, достопамятное дело. Триста аркадцев решились идти вместе с ним. Но Аристократ немедленно послал тайного гонца передать спартанцам план Аристомена. Поэтому это предприятие не осуществилось. Но на этот раз предательство Аристократа было открыто и достойно наказано. Аркадцы убили Аристократа камнями, бросили его труп за границу и воздвигли в священном округе Зевса на горе Ликаон колонну с надписью:

День мести всегда придет для преступного тиранна;
Скоро пришел он по воле Зевса для предателя Мессении;
Трудно уйти от богов клятвопреступному мужу. Хвала тебе, царственный Зевс; и да сохранишь ты Аркадию.

Часть мессенцев осталась в Аркадии, между тем как другая часть отправилась под предводительством Горгоса и Мантикла в Регий, откуда завоевала город Занклу в Сицилии, который с тех пор получил название Мессены. Аристомен отправился к своему зятю Дамагиту, властителю Ялиса на остров Родос. Дама-гит спрашивал у дельфийского бога, чью дочь взять ему в жены, и, получив в ответ: “Дочь лучшего из эллинов”,—он женился на дочери Аристомена. У него Аристомен остался до своей смерти, составляя беспрерывно планы против враждебной Спарты.

И в этот раз спартанцы победили мессенцев не по предопределению судьбы, а своей силой и мужеством, о чем умалчивает приведенный нам рассказ об этой войне. Певец Тиртей снова пробудил в них древний дух и снова сделал воинами, которые мужественно сражались и выжидали, пока не достигли своей цели. Оставшиеся в своей стране мессенцы снова попали в прежнее рабство, пока через несколько столетий Эпаминонд не восстановил их государства."