%D0%93%D0%B5%D1%80%D0%BE%D0%B8%20%D0%A8%D1%83%D0%BC%D0%B5%D1%80%D0%B0

"Хотя законы Солона применялись уже больше 20-ти лет, тем не менее, они не успели еще укорениться в народной жизни до такой степени, чтобы оградить государство от новых потрясений. Старые партии педиеев, паралиев и диакриев снова ожили, когда во главе их появились вожаки из богатейших и знатнейших аристократических домов, не столько с целью споспешествования интересам своих партий, сколько с целью приобретения при помощи партий видного положения. Во главе аристократически настроенных педиеев стоял Ликург, происходивший из одного старинного знатного дома. Алкмеониды, происходившие от Алкмеона, правнука Нестора, и возвратившиеся после Солоновой амнистии на родину, имели поземельные владения по преимуществу на западном берегу, местожительстве паралиев, и искали между последними опоры и приверженцев. В то время главой рода и вожаком паралиев был Мегакл, приобретший громадное богатство женитьбой на Агаристе, дочери Сикионского Клисфена, внук того Мегакла, который принимал главное участие в Килоновом злодеянии. Во главе диакриев стал Писистрат, ведущий свой род от одноименного сына Нестора, известного из Одиссеи; владения его находились по большей части в горах и на восточном берегу, где обитали диакрии.

Отцом Писистрата был Иппократ. Когда последний отправился однажды в Олимпию для присутствия на играх, то во время принесения им жертвы случилось великое чудо. Котлы, наполненные мясом и водой и заключавшие в себе жертвенную трапезу, начали кипеть и уплывать, прежде чем был разложен огонь. Спартанец Хилон, один из семи мудрецов, случайно бывший поблизости, увидел в этом пророческое предзнаменование; он растолковал, что из дома Иппократа произойдет человек наводняющей, уничтожающей все границы силы, и советовал Иппократу, на случай если у него будет сын, отринуть его. Спустя немного времени у Иппократа родился сын, но он его не отринул, а возложил на него все надежды дома. Он назвал его Писистратом, по имени благородного предка.

Писистрат не обманул ожиданий своего отца. Из него вышел прекрасный юноша, с самыми счастливыми задатками. Солон, его родственник, любил его и, наверное, повлиял на его образование. В более зрелых летах Писистрат нашел случай в трудной войне с Мегарой отличиться в предводительстве и снискать себе большую славу. При возобновлении раздоров между партиями Писистрат был уже человеком с большим влиянием, который мог отважиться на борьбу за первенство с важнейшими лицами в государстве. Он принадлежал к низшему классу, к партии диакриев. В среде этого населения, состоявшего из мелких земледельцев гор и восточного берега, накопилось больше всего неудовольствий; они видели свои надежды обманутыми и после Солоновых учреждений, так как расчеты на разделение полей и уравнение поземельной собственности оказались тщетными. И теперь оно готово было стоять за самые решительные меры, и потому служило самой надежной опорой Писистрату для водворения желанной ему тирании.

Солон сказал, что Афины не имели бы человека с лучшими задатками к доблести и лучшего гражданина, чем Писистрат, если бы только могло быть вынуто из его души стремление стоять во главе республики. Но честолюбие было господствующей страстью души Писистрата, которой не могли укротить никакие представления благородного Солона и для удовлетворения которой Писистрат употребил все свои прекрасные способности. Он как бы родился вожаком народа. Подобно тому как, по свидетельству Гомера, из уст его предка, Нестора, лилась речь сладчайшая меда, точно так же и Писистрат обладал в высокой степени, как бы семейным наследством, даром пленительной речи. Чуждый надменной гордости, которую обыкновенно встречали в знатных людях, он дружественно и снисходительно относился к народу, будучи всюду любезным и поспешным на помощь, бескорыстным другом нуждающихся и угнетенных. Кроме того, в своих беседах с народом он принимал вид беспристрастного человека, который любит равенство и ненавидит гнет, распространялся о неуважении к правам народа, о его тяжелом положении, в котором дольше оставаться нельзя. Таким путем он подстрекал народ все к большему недовольству; последний возложил на него свои надежды и охотно подчинился его руководству.

Приготовив все для своих планов, Писистрат приступил к осуществлению их посредством хитрости. Однажды вожаки партий очень горячо поспорили между собой в народном собрании. Вскоре после этого раненый Писистрат примчался на окровавленной колеснице на наполненную народом площадь и рассказал окружившей его толпе, как он на пути к своему поместью был застигнут врагами и едва избежал смерти. Во время смятения к Писистрату подошел Солон и сказал: “Сын Иппократа, неудачно разыгрываешь ты роль Одиссея; тот истерзал себя для обмана своих врагов, ты же повторяешь это для обмана сограждан”. Народ не так понимал Писистрата, как Солон; опасность, грозящая предводителю, в котором он видел свое спасение, и низость противников наполнила его страхом и яростью. Крик и неистовство продолжались даже в народном собрании, которое тотчас же было собрано думой. В нем сенатор Аристон, действовавший заодно с Писистратом, выступил с предложением, чтобы последнему было позволено содержать для охраны своей жизни 50 телохранителей. Знать избегала собрания или не решалась голосовать; только один Солон безуспешно противодействовал; предложение было принято.

Таким образом Писистрат совершил важный шаг вперед. Он не остановился на 50 телохранителях, а увеличил их до 400. С помощью этой толпы он неожиданно овладел Акрополем и стал владыкой города. Мегакл со всем своим домом, равно как и Ликург, оставили страну. Писистрат пользовался своим еще не совсем прочно основанным владычеством весьма скромно. Он оставил неприкосновенными устройство и законы Солона и довольствовался утверждением своего влияния в границах, определенных ими. Он заботился о том, чтобы архонты, сенаторы и прочие чиновники, избираемые народом, были большей частью из людей его партии. Народ был доволен его владычеством, потому что он был теперь обезопасен от притязаний знати и мог спокойно предаваться своим занятиям.

Вражда между соперничавшими партиями знати и среднего класса предоставила Писистрату возможность захватить в свои руки верховную власть. Торжество ненавистного им человека соединило Мегакла и Ликурга. Они возвратились и прогнали Писистрата, который не в силах был противиться соединенной силе обоих. Его владычество продолжалось почти пять лет (560—555). Имения его были конфискованы, распроданы и куплены Каллией, одним из богатейших людей Афин и противником Писистрата.

Ненависть к владычеству Писистрата вызвала со стороны Мегакла и Ликурга общность в действиях; но как скоро противник их пал и не казался более страшным, тотчас же их партии обратились одна против другой и заспорили об обладании верховной властью. Казалось, что эта борьба кончится падением умеренной партии паралиев. Поэтому Мегакл открыл тайные переговоры с Писистратом, пребывавшим еще в горах диакриев и ожидавшим там перемены в ходе дел. Мегакл обязывался содействовать возвращению Писистрата и утверждению его владычества, надеясь основать таким образом общее господство обоих домов, Алкмеонидов и Писистратидов. С этой целью он обещал отдать замуж за Писистрата свою только что подросшую дочь, с условием, что дети от этого брака наследуют в будущем тиранию.

Возвращение Писистрата на владычество в город было устроено замечательным образом. Для этого воспользовались праздником Афины, во время которого из окрестностей в город совершалась процессия, предводимая девицей, представлявшей саму Афину. В доме Пеании, лежавшем на восточной стороне Иметта, была тогда женщина по имени Фия, прекрасного сложения и необыкновенного роста; Геродот определяет ее рост в 4 греческих локтя без 3 дюймов; ее-то и облачили Мегакл и Писистрат в полное вооружение, великолепно украсили наподобие Афины и заставили ехать в город на колеснице во главе торжественного шествия. Впереди шли глашатаи и кричали: “Примите благосклонно, афиняне, Писнстрата, которого сама Афина почитает более всех людей и теперь возвращает в Акрополь”. Афиняне сочли девицу за действительную богиню, оказали ей почесть и впустили Писистрата в Акрополь.

Завладев таким образом снова господством, Писистрат женился на дочери Мегакла; но доброе согласие двух честолюбцев сохранялось недолго. Пискстрат изъявил мало охоты делиться правлением с Мегаклом и желал в будущем передать господство своим уже взрослым сыновьям от прежнего брака. Поэтому он пренебрегал дочерью Мегакла до такой степени, что она снова возвратилась в родительский дом, а Мегакл прекратил с ним всякие сношения. Как скоро Писистрат услышал о примирении Мегакла с партией Ликурга, он тотчас же оставил страну и власть; ибо теперь столь же мало мог держаться против соединенной силы обеих партий, сколь и прежде. Калия во второй раз купил его имения. Эта вторая тирания продолжалась только год (550—549).

Восторжествовавшие партии в Аттике сомкнулись теперь крепче и вновь утвердили спокойствие и порядок; дела установились так прочно, что сам Писистрат, кажется, имел уже мало надежды захватить когда-либо в свои руки тиранию. Он отправился со своим семейством и несколькими верными товарищами на Евбею, в Эретрию. Здесь он держал семейный совет о том, что следует предпринять: отказаться ли от владычества или снова бороться за него. Иппия, старший сын Писистрата, горячо настаивал на возвращении, почему и было решено преследовать эту цель всеми возможными средствами.

На этот раз не хотели уже похитить владычество хитростью и с ненадежной чужой помощью, чтобы потом так же скоро потерять его, а рассчитывали запастись достаточными средствами для самостоятельного приобретения его и прочного утверждения. Для вербовки, вооружения и снаряжения войска и кораблей нужны были деньги. Рудники Писистрата в Оракии на Стримоне доставляли богатые средства; дальнейшие вспомоществования шли от дружественных семейств и государств — из Эретрии, которая с завистью смотрела на возвышение Афин, от южноитальянских городов, из Фессалии и Македонии, а главным образом из Фив, искони враждовавших с афинянами и охотно поддерживавших раздор в среде последних. На финские деньги Писистрат нанял аргивян. С возрастанием средств усиливался наплыв со всех сторон добровольных авантюристов, а частью предприимчивых лиц, изгнанных подобными же обстоятельствами с родины и надеявшихся возвратиться туда впоследствии при помощи Писистрата. К последним принадлежал Лигдам, с Наксрса, величайшего и плодоноснейшего Кикладского острова. Оскорбление, нанесенное двумя знатными юношами одному любимому народом гражданину и его дочерям, побудило народ схватиться за оружие против господствующей аристократии; Лигдам стал во главе для снискания себе тирании, но так как знать победила, то должен был бежать. Он отправился с богатыми средствами к Писистрату в Эретрию.

После десятилетнего приготовления Писистрат нашел, что он обладает достаточной силой для нанесения удара. В 538 г. он соединил свои войска у Эретрии. Этот город был весьма удобен для его предприятия и преднамеренно был избран им с самого начала для местопребывания. Оттуда он легко мог завязывать всесторонние сношения; один узкий пролив отделял город от Аттической земли, ближайшая местность которой около Марафона была жилищем его приверженцев, диакриев. Он переправился через пролив и овладел Марафоном, куда со всех сторон тотчас начали стекаться к нему диакрии, и медленно пошел затем, постоянно увеличивая войско, вокруг южного склона Врилисса через более ему знакомые и преданные округи на Афины.

До этого времени афиняне мало заботились о Писистрате; они думали, что с двукратной потерей владычества у него пропала охота к дальнейшим предприятиям. Известие об его вторжении в страну застигло их врасплох, они не сделали никаких приготовлений. Когда Писистрат пошел уже на главный город, тогда только собрана была вооруженная сила и послана ему навстречу. Почти на половине пути, близ Паллены, при храме Афины произошла встреча. Когда войска расположились друг против друга, к Писистрату явился ясновидец Амфилит, акарнянин, и произнес слова, предвещавшие счастье:

Тоня закинута, и сети растянуты по дну,
В лунную ночь тунец в них набьется в изобилии.

Писистрат тотчас же решился на нападение. Знакомый с обычаями аттического лагеря, он напал на афинян после завтрака, когда воины предавались сну или забавлялись игрой в кости, и в непродолжительное время одержал полную победу. Многие из знатных предводителей пали, другие же обратились в поспешное бегство. Писистрат совсем не желал кровавой победы, которая бы оставила после себя горькое воспоминание. Поэтому он отправил своих сыновей за бегущими, приказав сообщить последним, что они без опасения могут возвратиться к своим обычным занятиям.

Наконец Писистрат достиг своей цели, вступил в афинские стены с собственной военной силой. Дело шло теперь о прочном утверждении завоеванного владычества. Главные противники его из знати оставили со своими семьями страну еще прежде его вступления в город; в этом числе была и целая семья Алкмеонидов; от оставшихся же семейств, которым нельзя было доверять, он взял взрослых сыновей в качестве заложников под надзор. Значительную часть войска он оставил у себя на жалованье и распределил по Акрополю и городу. Для приобретения необходимых средств для содержания войска и других властительских целей он взял себе часть государственных доходов, в числе их, вероятно, и доходы с Лаврийских серебряных рудников, и наложил на всех жителей подать, состоявшую в двадцатой доле ежегодной жатвы. Земледельцы считали эту подать за охранительные деньги, платимые ими властителю, который защищал их от гнета знати, знать же была довольна тем, что не подверглась еще большим налогам.

Утвердив прочно свою тиранию, Писистрат тотчас же воздал Лигдаму, так неизменно поддерживавшему его, вполне заслуженную благодарность; он отправился против Наксоса, низвергнул господство знати и водворил Лигдама тиранном. Лигдам в свою очередь помог с Наксоса самосцу Поликрату водворить тиранию на его родине. С тех пор на Эгейском 'море стали господствовать три тиранна, Писистрат, Лигдам и Поликрат. Писистрат заботился об устройстве прочных опор на этом море. На Фракийском берегу, где находились его золотые рудники, он заложил укрепление; в Сигейоне, афинской колонии в Троаде, он водворил тиранном старшего сына своего от второго брака, Эгесистрата, под верховным персидским владычеством. От дельфийского бога он вытребовал себе поручение восстановить в прежнем блеске некогда общее ионическому племени святилище Аполлона на Делосе. По оставлении последнего азиатскими ионийцами старые обряды пришли в упадок, особенно окрестность святилища была осквернена могилами, что составляло большое преступление протин Аполлона, чистого бога света. Писистрат во главе афинского флота, вырыл трупы и похоронил их на другом месте острова; Аполлону же подарил близлежащий небольшой остров Ринию, завоеванный им. Таким образом он придал Афинам значение защитника главного святилища в Архипелаге.

При Писистрате Афины снова заняли за непродолжительное время блестящее положение между греческими государствами, В Архипелаге уважалась афинская морская сила, с Аргосом, Фивами и Спартой были завязаны дружественные отношения. И внутри государство получило новое могущество. Правление Писистрата Геродот называет прекрасным и умеренным. Фукидид прославляет в нем разумность и твердость. Он оставил неприкосновенными законы Солона; некоторые из них, вышедшие из употребления, он восстановил, другие же дополнил; сюда относятся по преимуществу законы, касающиеся доброй нравственности и общественного воспитания, как, например, предписание, что никто не должен шляться без занятий. Он сам подчинял свою личность городским законам, явился, например, однажды, будучи обвиненным в убийстве, пред судилищем ареопага, но не нашел там, конечно, струсившего обвинителя. Он поддерживал земледелие, доставил некоторой части бедного городского населения поземельное владение, что сопровождалось для него важной выгодой, именно: уменьшением в городе подвижной, жадной до нововведений толпы.

В особенности он усилил возделывание маслины, которое сделалось одной из важнейших частей земледелия в Аттике. Торговле он открыл новые источники и пути. Бедный народ получил занятие от громадных построек, которыми он украшал город. Он придал еще больший блеск своей резиденции великолепными праздниками в честь богов. Великий национальный праздник Панафинеев, совершавшийся раз в четыре года, он дополнил состязаниями на колесницах и бегами взапуски; культ Диониса, отправлявшийся во всех греческих местностях преимущественно сельским населением, был переведен в город и получил большее развитие от усовершенствования вакхических праздничных песен и от использования первых начатков трагедии. Феспнс, основатель трагедии был современником Писистрата и Иппии и пользовался поддержкой обоих. Вообще правление Писистрата и его сыновей много содействовало пробуждению высшей духовной жизни и художественного вкуса у афинян. Уже Солон заботился о том, чтобы песни Гомера, великого учителя и воспитателя народа, были произносимы рапсодами на больших городских праздниках без приставок и выпусков; Пи-систрат же первым приказал ученым людям собрать рассеянные части Илиады и Одиссеи, связать разрозненное и установить очищенный, общеобязательный текст, и этим снискал себе заслугу возвращения не только афинянам, но и всему греческому народу Гомеровых песен в форме цельных художественных произведений. В Афинах они служили для воспитания юношества и произносились на Панафинеях перед народом сначала до конца. Писистрат приказал также собрать труды Гесиода и религиозные стихотворения, как, например, стихи Мусея, и по возможности восстановить.

Писистрат имел счастье повысить своим правлением благосостояние и влияние Аттического государства и сделать Афины блестящим центром греческого образования. После одиннадцатилетнего правления он умер в 527 г., в глубокой старости, оставив своему семейству прочно утвержденное владычество. Правление наследовал за ним старший сын его Иппия, твердый и благоразумный человек, развивший в школе отца свои властительские таланты. Он продолжал правление в духе своего отца, поддерживаемый младшим братом Иппархом, человеком мягкого характера и тонкого образования, принявшим на свое особенное попечение мирную сторону управления. Он занимался, например, закладкой улиц и дорог, украшал их изящными гермами, на которых обозначались расстояния, а вместе с тем помещались и остроумные, им самим сочиненные изречения в стихах. На одном герме стояла надпись: “Это—памятник Иппарха; поступай справедливо”; другое изречение гласило: “Это—памятник Иппарха; не обманывай друга”. Иппарх был большим почитателем поэзии и украсил двор тиранна, привлекши туда знаменитейших поэтов того времени, таких, как поэт Ласос Эрмионский и многосторонний Симонид Кеосский; после падения Поликрата, самосского тиранна, Иппарх отправил на Самое великолепно украшенное судно, чтобы привезти на нем в Афины Анакреона, который до этого времени жил при дворе Поликрата.

Любезность и кротость характера Писистрата, по-видимому, перешли более к Иппарху; Иппия был крут и горд и, стремясь поддержать в силе свою тиранию, не всегда удерживался от несправедливости, произвола и жестокости. Богатого евпатрида Кимона, которому отец его позволил воротиться на родину, отца столь славного впоследствии Мильтиада, он приказал убить во мраке ночи, потому только, что Кимон казался опасным для его тирании. Это злодеяние возбудило страх и недоверчивость в знати, так как каждый при малейшем подозрении, являвшемся против него у тиранна, должен был ожидать подобной участи. Вследствие этого произошло, что сам по себе незначительный случай повел к образованию заговора, грозившего опасностью тирании.

Аристогитон и Гармодий, двое юношей из старинного, знатного рода Гефиреев, были связаны между собой узами нежнейшей дружбы. Младшего из них, Гармодия, нежного и чрезвычайно красивого юношу, Иппарх старался разлучить с Аристогитоном и привлечь на свою сторону; но Гармодий не склонился на его дружественные предложения. Иппарх отплатил ему за это неблагородной местью. Когда сестра Гармодия при одной торжественной процессии хотела занять место в ряду благородных девиц, принимавших участие в шествии в качестве носительниц корзин, Иппарх не допустил ее, как недостойную, Это было тяжелым публичным оскорблением для дома Гармодия, которое вместе с тем сильно уязвило и Аристогитона. Так как судебного удовлетворения нельзя было ожидать от Иппарх а, то оба юноши решили мстить собственными силами; к этому побуждал их еще страх, что тиранны, пожалуй, предпримут против них что-либо худшее. Они решили поэтому убить обоих тираннов и вовлекли в свой заговор еще некоторое число недовольных из знати. Праздник Панафиней, который должен был совершаться в начале июля 514 г., был назначен для приведения плана в исполнение; при скоплении людей, которые в этот день все сливались в великолепную, тянущуюся через город в Акрополь процессию, легче всего . было надеяться найти случай приблизиться к тираннам, а успех в совершении дела сделал бы несомненным согласие освобожденного народа.

Ночью перед праздником Иппарх видел страшный сон. Высокий и красивый муж подступил к нему и сказал:

Неси несносимое, лев, в своем переносливом сердце;
Каждый из смертных, неправду свершив, воздаянье получит.

С наступлением дня он беспокойно расспрашивал толкователей снов, но вскоре сон ускользнул от его внимания, и он поспешил в город для участия в устройстве торжественного шествия. Заговорщики, с кинжалами под миртовыми ветвями, которые носили при торжественном шествии в честь народообъединяющей Афродиты, собрались вне города на Керамике, где Иппия уже приводил в порядок одну часть шествия. Увидев, что один из заговорщиков дружественно обращается к Иппии, они подумали, что замысел их открыт. В ярости они поспешили в город, чтобы отомстить по крайней мере Иппарху, виновнику оскорбления, прежде чем они будут схвачены. Они встретили его недалеко от площади занятым устройством шествия, напали на него и убили. Гармодий тут же был изрублен телохранителями Иппар-ха, а Аристогитон на время ускользнул. Услышав о нападении, Иппия тотчас же принял решительные меры. Он поспешил со своими телохранителями, приказал обезоружить граждан, которые в полном вооружении должны были принимать участие в шествии, и обыскать остальных; каждый, у кого был найден меч или кто был подозрителен почему-либо другому, задерживался. Был схвачен и Аристогитон. пытан и казнен, подобно многим другим. Он и его возлюбленная Леэна вынесли муки пытки с твердым мужеством и умерли, не назвав ни одного соучастника. Уже к позднейшим украшениям истории относится рассказ о том, что Аристогитон во время пытки назвал своими соучастниками всех друзей тиранна и тем обрек их на смерть, и что он по совершении над ними казни на вопрос Иппии: нет ли еще других соучастников, отвечал: “Никого не осталось более, заслуживающего смерть, кроме самого тиранна”. О Ле-эне впоследствии рассказывали, что она во время пытки откусила себе язык, для того чтобы не выдать кого-либо из заговорщиков. Позднее в честь Леэны (это имя значит львица) была выставлена медная львица без языка, символ молчаливости.

Гармодий и Аристогитон из частной мести за личное оскорбление убили Иппарха, но так как последний не был тиранном, то этим поступком отнюдь не избавили государство от тирании; тем не менее уже перед походом Ксеркса они были прославляемы афинянами как освободители и, подобно героям, почитались как высокие примеры любви к свободе и ненависти к тирании. Им были воздвигнуты медные статуи, которые Ксеркс похитил при завоевании Афин. На пирах прославляли обоих следующей песней:

Под миртовой ветвью я скрою свой меч..
Как, сделали Гармодий и Аристогитон,
Когда они убили тиранна
И возвратили свободу Афинам.
Ты, не умер, любезнейший Гармодий.
Ты вкушаешь счастье на островах блаженных,
Где обитает быстроногий Ахиллес
И Тидид Диомед.
Под миртовой ветвью я скрою свой меч.
Так, сделали Гармодий и Аристогитон,
Когда они на жертвенном празднике Афины
Убили тиранна Иппарха.
Ваша слава всегда будет цвести на земле,
Любезнейшие Гармодий и Аристогитон,
Ибо вы убили тиранна
И возвратили свободу Афинам.

Все-таки оба юноши содействовали освобождению Афин тем, что Иппия, боясь, со времени их покушения, потерять владычество, делался все недоверчивее и подозрительнее и возбуждал строгостью и жестокостью все большую и большую ненависть к своей тирании. Он отделывался от каждого, кто казался ему опасным. Поэтому множество знати оставило страну и соединилось с Алкмеонидами, которые напрягали теперь все силы к возвращению в отечество и низвержению ненавистного врага. Главой Алкмеонидов был теперь Клисфен, сын Мегакла, внук Клисфена Сикионского, деятельный и предприимчивый человек. Во главе вооруженной толпы он вторгся в Аттику и овладел на южном склоне Парнаса крепостцей Липсидрионом; но Иппия прибыл туда немедленно и, после кровавого боя, выгнал его из укрепления.

“Увы, увы, Липсидрион, предатель друзей!”—пели впоследствии в Афинах. “Каких погубил ты мужей, бодрых в бою, славных предками, мужей, показавших в битве, какого они племени!”

После этого поражения Алкмеониды прибегли к другому, более действенному средству. Они снискали себе особенную благосклонность дельфийских жрецов. После того как в 548 г. святилище Аполлона сгорело, открыты были сборы денежных средств для новой великолепной закладки, сборы, тянувшиеся уже много лет и доставившие жрецам 300 эгинетских талантов; за эту сумму Алкмеониды вызвались взять на себя постройку храма, но при помощи своего громадного состояния исполнили эту постройку гораздо величественнее и роскошнее, нежели обязывал их договор. Этим они снискали себе постоянную благосклонность дельфийского жречества; и теперь Пифия, лишь только оракул получал запрос от Спартанского государства или от частного лица из Спарты, в угоду Клисфеиу отвечала, что бог повелевает спартанцам освободить Афины от тиранна. Хотя спартанцы были связаны с Иппией узами гостеприимства, тем не менее воля бога заслуживала большого внимания; поэтому они положили, наконец, хотя и нерешительно, прервать связи с Иппией. Они послали на судах войско, предводительствуемое Анхимолием, к гавани Фалеру. Иппия получил от Фессалийских династов вспомогательное войско в 1000 всадников; с ними он напал на открытой Фалерской равнине на спартанское войско и нанес ему совершенное поражение, причем погиб и сам Анхимолий.

Так как теперь была задета честь спартанцев, то им необходимо было продолжать войну со всей энергией. Сам царь Клеомен, отличавшийся энергией и необузданной воинственностью, вторгся со значительным сухопутным войском в пределы Аттики, будучи подкрепляем Алкмеонидами и другими изгнанниками. Фессалийская конница была мужественно отражена и поспешила удалиться на родину. При дальнейшем наступлении Клеомена поднялось аттическое население, и Иппия принужден был со своими приверженцами укрыться в афинском Акрополе. Предстояла продолжительная осада, к которой Клеомен выказывал мало охоты, так как спартанцы плохо понимали осадное искусство и борьбу; но счастливый случай передал в руки афинян детей тиранна: Иппий выслал их тайно из Акрополя, с целью удалить из страны, но они были захвачены разъезжим отрядом. Для спасения своих детей Иппия пожертвовал владычеством: он обязался в продолжение пяти дней покинуть Аттическую землю, если ему будут возвращены дети. Он отправился с -женой, детьми и младшим братом Фессалом в Сигейон к сводному брату Эгесистрату, в область персидского царя, с которым он уже прежде завязал отношения."